Совы во льдах: Как спасали самого большого филина в мире - Джонатан Слат

я прикопал в снегу, чтобы филины не заметили ее; скорее всего, именно она и стала причиной неудачи. Снег вокруг коряги затвердел, превратив ее в ледяной якорь, поэтому, когда птица попалась в ловушку, вес приковал ее к месту вместо того, чтобы волочиться за ней и препятствовать взлету. Сопротивление позволило филину как следует потянуть за петли, после чего узелки развязались. Он пробыл в неволе совсем недолго – только пока мы мчались к реке, но мы не представляли себе, какие последствия будет иметь этот краткий плен. Если до этого он не показывался здесь целую неделю, сколько же пройдет времени, прежде чем он вновь вернется сюда? Мы решили на некоторый срок оставить попытки поймать рыбного филина на Серебрянке и сосредоточить усилия на филинах с Фаты. Тамошние птицы, по крайней мере, пока ничего не знали о ловушках, а у нас была возможность ночевать в тепле. Мы собрали ловушки, свернули лагерь, присоединили прицеп со снегоходом к внедорожнику и отправились к избушке Анатолия, надеясь, что его предложение до сих пор в силе.

18

Отшельник

Чтобы добраться до сторожки Анатолия, мы вернулись на шоссе и покатили по его скользкому полотну берегом реки Туньши. Несмотря на гололедицу, состояние дороги зимой было лучше, чем в остальное время, так как выбоины заполнились снегом и сделали ее ровнее. Минут через десять мы свернули на лесовозный волок и поехали по пойме реки сквозь кущи вековых сосен, среди которых то и дело попадались старые тополя, вязы и чозении – признаки подходящей для рыбных филинов среды обитания. Через несколько минут мы миновали место слияния рек Туньша и Фата, после чего лес расступился, образуя поляну, на которой стояли одинокая избушка, коптильня и пришедшая в упадок, заброшенная пагода, обращенная к Туньше.

Анатолий действительно оказался человеком странным. К своим 57 годам он уже десять лет как жил в лесу один, в домишке, оставшемся от существовавшей когда-то на берегах Туньши гидроэлектростанции, которая снабжала Терней электроэнергией в годы Второй мировой войны. Вероятно, до конца 1980-х годов здесь располагался пионерский лагерь. Из воды торчало несколько обветшалых бетонных опор, похожих на древние валуны, на берегу в окружении ржавых механизмов стояла сторожка смотрителя – две ее комнатушки служили Анатолию домом. Похоже, он занял ее самовольно.

Анатолий был среднего роста и телосложения, c залысинами, длинными жиденькими волосами, собранными в конский хвост, и густыми бакенбардами, которые настырно заползали на самую середину щек. Своим видом он смахивал на гнома или лешего, особенно когда надевал шапку-ушанку. Приветливая улыбка и искренний смех Анатолия мгновенно убедили меня в мягкости его характера и добродушии. При рукопожатии я заметил, что мизинец на правой руке у него почти полностью отсутствует.

Внешний вид сторожки явно никого не волновал, но, судя по нескольким защищенным от действия непогоды участкам, ее тесовые стены были когда-то выкрашены в зеленый цвет. Труба находилась в плохом состоянии: верхние кирпичи держались на честном слове, а то и вовсе отсутствовали. Из крытого крыльца, которое служило дополнительной защитой от холода, дверь вела прямо на кухню, где на оштукатуренных стенах выступили желтые пятна, как от никотина, а потолок потемнел от копоти. Главное место в комнате занимала сложенная из кирпича печь, вся в трещинах и с обвалившимися углами; внутри было тепло и пахло прогоревшей древесиной. Напротив печи, у окна, стоял узкий стол, покрытый скатертью в цветочек, а на нем вплотную друг к другу жались стопки тарелок, керосиновая лампа и коробки с сахаром и чайными пакетиками. Окно было занавешено плотной клеенкой для защиты от холода. По другую сторону стола, в дальнем углу, располагалась металлическая пружинная кровать с коротким матрасом, окно над ней точно так же закрывала клеенка, а в промежутке между постелью и дальней стенкой печи находился проход во вторую комнату. Зимой Анатолий в основном проводил время в этой первой комнате, а вход во вторую завешивал одеялом, чтобы сберечь тепло. Но в ожидании нашего приезда он отдернул занавеску. В дверном проеме виднелись две кровати, каждая у своей стены, а между ними стол, заставленный коробками с консервами.

Трудно было сказать, как повлияла на психику Анатолия жизнь в полной изоляции, ведь мы ничего не знали о том эмоциональном багаже, с которым он поселился в лесу, но странностей у него определенно хватало. Например, в первое же утро он спросил меня, не щекотали ли мне ночью пятки гномы, потому что с ним это иногда случается. Я ответил, что нет. За завтраком я познакомился с ним поближе, но наш разговор не прояснил, почему он живет один в лесу, на руинах заброшенной гидроэлектростанции. Для человека в его положении он казался на удивление плохо приспособленным к зимовке. Всего две заснеженные тропинки расходились от сторожки в разных направлениях: одна вела к дощатому туалету, а другая – к проруби на реке, где Анатолий брал воду и рыбачил время от времени. Он смастерил себе лыжи из пары досок, но они получились слишком тяжелыми и громоздкими и потому почти бесполезными. По осени он ловил горбушу на реке, коптил ее и продавал знакомым, которые иногда наведывались к нему из Тернея. А в теплое время года иногда принимал участие в сборе валежника, что позволяло ему как следует запастись дровами на зиму и заработать немного денег на еду. Несколько лет подряд он пытался выращивать овощи в огороде, но ему никак не удавалось защитить урожай от набегов диких кабанов. Анатолий предложил готовить для нас еду, если мы предоставим продукты.

Поначалу мы не знали, почему Анатолий решил жить отшельником, но позже он признался, почему осел в долине реки Туньши: на вершине близлежащей горы он обнаружил храм эпохи Бохая{100}. Он утверждал, что временами видел, как по ночам в нем загораются огни, и говорил, что если встать рядом с храмом, а на соседней горе будет стоять другой человек, то можно слышать друг друга и даже телепортировать небольшие предметы. Анатолий не знал, чего хочет от него дух горы, но точно знал, что это каким-то образом связано с храмом. Поэтому он поселился внизу, в долине, и терпеливо ждал, когда наконец прояснится его жизненное предназначение.

Перебравшись на новое место, мы с Сергеем приободрились и сразу отправились искать места для установки ловушек. Мы вернулись в свою стихию. Мы встали на лыжи и прошли около 300 метров по льду Туньши до ее слияния с Фатой, потом заскользили вдоль нее по лесу, поскольку русло было по большей части мелководным и не замерзало. Вероятно, где-то неподалеку, как и в Амгу, бил радоновый источник, благодаря которому вода оставалась чуть теплой. Пройдя еще 300 метров, мы добрались до излучины, где за неделю до этого я видел следы рыбных филинов. С тех пор там появились свежие следы, и мы радостно разместили пеньки с ловушками не только на этом участке, но и в нескольких местах ниже по течению, которые, на наш взгляд, могли привлечь рыбных филинов. Я почувствовал, что мы вновь набираем обороты после неудачи на Серебрянке.

Однако в следующие трое суток наши ловушки простояли нетронутыми. По ночам мы следили за сигналами передатчика – причем Анатолий тоже дежурил, чтобы дать нам как следует отдохнуть, – а днем отправлялись на поиски дополнительных охотничьих участков не только той пары филинов, что жила на Фате, но и птиц с Туньши, которые занимали прилегающую территорию чуть южнее сторожки Анатолия и ниже по течению реки. Год назад Джон Гудрич слышал именно эту пару.

Мне никогда раньше не приходилось сталкиваться с таким густым подлеском, как в пойме реки Туньши; я с трудом продирался сквозь непроходимые дебри, пригнувшись и зажмурив глаза на случай, если какой-нибудь встречной ветке вдруг вздумается хлестнуть прямо по ним. В конечном счете я понял, что пешком смогу пройти больше, чем на лыжах, которыми я то и дело цеплялся за коряги. Несмотря на немалую физическую нагрузку, эти походы влияли благотворно на мое настроение. Сомнения в собственных силах истязали меня не меньше, чем тугие сплетения веток мою одежду, но тишина, свежий воздух, постоянное движение, радость поиска рыбных филинов и обнаружения признаков их присутствия напоминали мне о том, что, даже если птицы пока не пойманы, дело движется вперед. Несколько дней спустя мы определили два участка, где охотились филины с Туньши, и один из них как нельзя лучше подходил для установки ловушек: широкий изгиб реки между запруд, где вода