Совы во льдах: Как спасали самого большого филина в мире - Джонатан Слат

Натопленную сторожку слабо освещал мягкий огонек единственной свечи. Дождь мерно барабанил по крыше, изредка взрываясь настоящими залпами, когда соседняя ель, качнувшись под порывом ветра, сбрасывала накопившуюся в ветвях влагу. В сторожке капельки воды с шипением падали на раскаленную печурку с нашей сохнущей одежды. Сергей улыбнулся и растянулся на топчане. Очевидно, он уже знал эту историю, но был не прочь послушать еще раз.

Как-то раз в начале 1970-х годов Валерий на своей лодке повез друга в Максимовку – добраться до нее на машине даже в наши дни непросто, а по побережью от Амгу это всего 30 километров, что для моторки не расстояние. На обратном пути, когда на горизонте уже показался родной поселок, у Валерия заглох мотор. Он попробовал завести его снова, но ничего не вышло; течением его относило все дальше и дальше от берега. В панике он схватил единственное весло и начал грести в сторону суши, но течение было слишком сильным. Бедняга беспомощно наблюдал, как земля скрывается из виду, а сам он постепенно удаляется в зыбкий, безмолвный кошмар открытого моря. У него оставалась еще кое-какая еда, ружье, несколько патронов и немного пресной воды. Однако уже на второй день съестные запасы закончились. Он несколько раз пытался подстрелить пролетавших мимо чаек, расходуя последние патроны, и наконец сбил одну из птиц, но из-за скорости течения не смог выловить ее из воды. На третий день плавания по открытому морю Валерий увидел корабль. Он стал кричать изо всех сил и махать веслом. Экипаж заметил его, и судно сменило курс – он подумал было, что спасен. Когда огромный корабль поравнялся с ним, русский моряк с ухмылкой глянул за борт на загорелого сумасшедшего, который покачивался посреди Японского моря в видавшей виды лодчонке, и спросил:

– А ты, черт возьми, что здесь делаешь?

– Меня унесло в открытое море течением, – прохрипел отец Вовы, у которого от обезвоживания пересохло в горле.

– Вот пусть течение и несет тебя назад, – парировал моряк с хохотом, после чего экипаж судна продолжил путь, наверняка понимая, что обрекает обомлевшего страдальца на смерть.

На четвертый день Валерий проснулся у причала в Амгу, а с берега его звала жена. Через мгновенье он обнаружил, что наполовину свесился за борт лодки, по-прежнему посреди океана, и под действием галлюцинации едва не утонул. Он часами боролся с безумием. Через пять дней после того, как Валерия унесло течением, российское судно подобрало его в проливе Лаперуза{83}.

– В проливе Лаперуза?! – я чуть не подпрыгнул на табурете. Этот пролив находится примерно в 350 километрах к востоку от Амгу.

Не обращая внимания на мой удивленный возглас, Вова продолжал рассказ. Корабль отвез Валерия в Находку, портовый город на юге Приморья рядом с Владивостоком, где его спасители узнали по описанию судно, которое бросило его в беде. Вова не знал, какое наказание ждало команду за то, что они оставили советского гражданина в открытом море, но оно точно было суровым. Уже на берегу представители власти с сочувствием выслушали его рассказ, а потом вежливо попросили предъявить паспорт, чтобы подтвердить личность.

– Паспорт? – переспросил Валерий, не веря своим ушам. – Я вез приятеля в Максимовку. Зачем мне мог понадобиться паспорт?

– Дело в том, что вы в Находке, – возразили ему в ответ, – и просите отпустить вас в Амгу, где расположен секретный гарнизон пограничной службы. Вам, безусловно, необходимо подтвердить свою личность.

Учитывая, какая в те дни была связь, прошло еще почти две недели, прежде чем Валерию удалось получить разрешение и он смог отправиться домой. К тому времени с момента его исчезновения прошел почти месяц. Семья успела справить по нему поминки, оплакать утрату и свыкнуться с его отсутствием. Когда Валерий вернулся на работу в пограничный гарнизон, ему сказали, что для них было бы лучше, если бы он действительно исчез, потому что его металлическая лодка, которая целых пять дней дрейфовала в Японском море никем не замеченной, выдала их непрофессионализм. Ведь, по существу, в их задачи входило обнаруживать и перехватывать в море незарегистрированные суда, возможно шпионские. Главное управление во Владивостоке устроило им разгром за постыдный провал.

Вова замолчал и вздохнул, а потом подвел итог всей истории:

– Отец вышел из дома, чтобы прокатиться вдоль побережья, и провел месяц в аду. Вот почему он больше не ходит в море.

Всю ночь лило как из ведра. Сергей вернулся с утренней пробежки до туалета, стряхнул с куртки капли дождя и объявил, что у нас есть все шансы застрять здесь надолго. К утру уровень воды в реке резко поднялся, и перекинутый через речушку рядом со сторожкой мост, по которому мы приехали сюда два дня назад, снесло. Он закурил и встал у двери, чтобы дым шел наружу.

– Скорее всего, мы упустили возможность выбраться отсюда. Но, думаю, попробовать все равно стоит. Иначе нам придется ждать, пока вода в реке спадет, а это может занять неделю, – он помолчал. – Ехать нужно сейчас.

Я уже знал, что, когда Сергей говорит: «Ехать нужно сейчас», – так оно и есть. Мы погрузили вещи в машину и пустились в обратный путь. Река разлилась настолько, что вышла из берегов и примерно с километр текла по дороге, прежде чем снова вернуться в свое русло. У нас на пути смыло три моста: с двумя переправами мы справились легко, но на одной нам всем троим пришлось зайти в воду по пояс, чтобы тащить и толкать застрявшее бревно, из-за чего вода поднялась выше того уровня, который мог преодолеть наш внедорожник.

Когда после всех перипетий мы наконец добрались до переправы через Амгу, я ничуть не удивился, что за прошедшие несколько дней она изменилась до неузнаваемости. Если несколько дней назад наш «Хайлюкс» без труда пересек прозрачную мелкую речку, то теперь мимо нас стремительно несся полноводный мутный поток. Мне бы в голову не пришло сомневаться в том, что мы опоздали и теперь уже ничего не поделаешь. Сергей никак не мог переехать на внедорожнике через эту бурлящую котловину. Но они с Вовой продолжали что-то обсуждать, активно жестикулируя и размахивая руками, словно разрабатывая стратегию игры. Потом Вова зачем-то открыл капот автомобиля, а Сергей тем временем порылся в бардачке и извлек оттуда катушку скотча. Они отсоединили воздухозаборник от воздушного фильтра и приклеили его скотчем к открытому капоту. Несмотря ни на что, они все-таки готовились к переправе и не хотели, чтобы дизельный двигатель хлебнул воды и заглох где-нибудь на полпути через нее. Вова в своем рыбацком комбинезоне прошел метров сорок вдоль берега вверх по реке, потом развернулся и осторожно, боком вошел в воду, позволяя потоку толкать его по диагонали к другому берегу на протяжении 50 метров, после чего вышел из воды рядом с тем местом, где дорога возобновлялась. Я с облегчением выдохнул, когда у него все получилось, а Вова жестом показал нам с Сергеем, что все отлично. Я решительно ничего не мог понять. Течение было бурным, вода поднялась почти на полтора метра – Вову едва не накрыло с головой, – а мы между тем по-прежнему намерены пересечь реку? Даже наледи на Самарге казалась теперь не такими опасными.

Мы сели во внедорожник. Крышка капота закрывала нам обзор – она оставалась открытой, чтобы предотвратить намокание воздухозаборника, – поэтому Сергей опустил стекло и высунулся как можно дальше, не выпуская при этом руля из рук. Он сдал немного назад, развернул автомобиль и поехал тем же путем, что шел Вова, пока не увидел, как тот машет нам с противоположного берега реки, чтобы мы остановились. После этого Вова начал, подобно матросу-сигнальщику, делать руками жесты, показывая нужный угол движения. Мы въехали в воду.

Весь этот абсурд разворачивался как в замедленной съемке: река подхватывает нас, в салон просачивается вода. Сергей сидит, наполовину высунувшись из водительского окна, чтобы иметь хотя бы какое-то представление о том, куда мы движемся, крутит руль вправо-влево в безнадежной попытке удержать контроль над автомобилем, ругается, старается не свернуть с пути. Внедорожник подскакивает на дне реки, в том смысле, что большую часть времени мы держимся на плаву и в эти моменты пользы от руля не больше, чем от сломанного штурвала. Я сжимаю ручку стеклоподъемника с такой силой, что белеют костяшки пальцев. В ногах плещется вода. Наконец колеса опускаются на твердую поверхность, начинают вращаться: