Троя. Мифы, история, археология - Олег Ивик

их обычно стали отождествлять со Скейскими; Дарданскими же назвали восточные ворота{344}. Анализируя текст «Илиады», исследователи склонялись к мысли, что Дарданские ворота были не более, чем «маленьким черным ходом», который использовался лишь в особых случаях{345}.

Впрочем, на некоторых реконструкциях южные ворота помечены как Дарданские{346}. Некоторое время вопрос о том, какие ворота как назывались, оставался неразрешенным. С точки зрения авторов настоящей книги, единственным весомым аргументом в пользу того, чтобы называть Дарданскими южные, а не восточные ворота, можно было бы считать тот отрывок из Гомера, в котором Приам после гибели Гектора «рвался за ворота Дарданские выйти» и при этом кричал:

Други, пустите меня! Одного, не заботясь, пустите

Выйти из города, дайте пойти к кораблям мне ахейским!{347}

Где бы ни стояли ахейские корабли, в бухте Бесика или, как это раньше считалось, в Троянской бухте, выходить к ним через восточные ворота было бы странно – для этого гораздо больше подходят ворота западные или южные. Впрочем, обезумевший от горя старик мог стремиться к ближайшим воротам, которые попали в поле его зрения.

Но в конце концов археологи расставили точки над i – выяснилось, что в период VIi (VIIa по старой нумерации), т.е. в дни Троянской войны, все ворота, кроме южных и небольшой калитки в северо-западной стене, были попросту заложены жителями{348}. И значит, южные ворота и были теми самыми Скейскими, которые так часто упоминаются в «Илиаде».

Известно, что возле Скейских ворот стоял какой-то примечательный дуб{349}. Вообще же, с деревьями вокруг города дела обстояли неважно: Приам говорил, что дрова для погребального костра Гектора придется «возить издалека», с гор{350}; правда, к тому времени под городом уже десять лет стояла многотысячная армия, нуждавшаяся в топливе.

Помимо собственно Илиона, Гомер часто упоминает «Пергам»[65], или «акрополь», лежавший в центре города, в самой высокой его части. Там находился царский дворец. Там же стояли храм Аполлона{351} и храм Афины со статуей сидящей богини{352}. В храме Афины, вероятно, хранился и знаменитый Палладий. Жрицей здесь была некая «прелестная видом Феано, дочь Киссея, жена Антенора, смирителя коней»{353}. В Пергаме же проходили народные собрания. Гомер сообщает:

И у троянцев кипело в акрополе Трои собранье,

Страшное, бурное, перед дверьми владыки Приама{354}.

Слово «акрополь», употребляемое Гомером, предполагает, что эта территория была защищена какими-то стенами. А поскольку Троя, с точки зрения Гомера, состояла только из Верхнего города (ни о каком посаде он никогда не говорит), это значит, что внутри Верхнего города были еще одни стены, окружавшие царскую резиденцию и храмы, – нечто подобное мы видели, например, в Трое-II.

Шлиман, со слов Гомера, пишет: «В Трое был акрополь, именовавшийся “Пергамом” (ἡ Πέργαμος), который стоял выше, чем остальной город, и имел эпитет ἱερή (“священный”) и акрл, (“высочайший”)»{355}. Напомним, что в представлении Шлимана «остальной город» – это лишь Верхний город; Нижний был обнаружен экспедицией Корфмана в конце XX века.

И тем не менее, что такое Пергам, не совсем понятно. Из текста поэмы иногда следует, что Пергам стоит внутри Верхнего города, но порой нельзя отделаться от ощущения, что Пергам – это вся троянская крепость. Например, Пергам называется у Гомера «высочайшим», но на сравнительно плоском плато Гиссарлыка нет никаких высот; единственная высота здесь – это сам холм, возвышающийся над Троянской равниной.

Кассандра, живущая в доме Приама, т.е. в Пергаме, на рассвете «взошла на Пергам»{356}, ожидая возвращения отца, и увидела его, подъезжающего к воротам города. Шлиман, еще не уверенный в существовании посада и вслед за Гомером отождествлявший Трою с городом, в котором «всходить» было некуда, поскольку он и так стоял на холме, пытается объяснить это противоречие. Он пишет: «В воображении поэта холм Пергама, видимо, образовывал склон; ибо Кассандра – возможно, выходя из дома Приама, который сам находился на акрополе,– все еще поднимается по склону»{357}. Однако говорить о «воображении» Гомера здесь неуместно – топографию Троады он прекрасно знал и описывал очень точно.

Выбор Аполлона, который «воссел… на высотах Пергама»{358}, чтобы следить за ходом сражения, тоже не вполне понятен, если под Пергамом иметь в виду центральную часть холма. Оттуда следить за событиями, происходившими на Троянской равнине, было не удобно, а скорее всего, и невозможно – обзору помешала бы построенная богами крепостная стена, имевшая высоту более десяти метров. Недаром троянские старцы наблюдали ход военных действий, сидя на крепостной башне{359}.

Но в таком случае возникает законный вопрос: почему Гомер все-таки говорит о Пергаме как о верхней части города. Авторы настоящей книги рискуют предложить следующее объяснение.

Предшественники Гомера, слагавшие первые эпические песни о только что отгремевшей Троянской войне и знакомые с реальной планировкой современного им Илиона, под Илионом, надо полагать, имели в виду то же, что и мы сегодня – совокупность Нижнего и Верхнего городов. Верхний город они считали, как положено, акрополем, его же они называли и именем собственным: Пергам. При этом они подчеркивали высоту Пергама, имея в виду как то, что он лежит на холме, так и то, что крепость имеет высокие стены.

Но по прошествии четырех с лишним веков, ко времени Гомера, Нижний город окончательно пришел в запустение, его дома и скромные укрепления рассыпались, и лишь руины Верхнего города высились над равниной. Гомер был прекрасно знаком с топографией современной ему Троады, поэтому для него Илион – это только город на холме. Но, поскольку в эпических песнях, на которые опирался автор «Илиады», упоминался стоящий внутри Илиона акрополь, он появился и в поэме, при этом расположение, архитектура и функции его оказались несколько невнятными.

Все более или менее становится на место, если принять, что Пергам – это не крепость внутри крепости, а основная и единственная крепость на Гиссарлыке – то, что мы сегодня называем Верхним городом, или акрополем. Если внимательно перечитать «Илиаду» с этой точки зрения, то противоречий в тексте почти не будет. В таком случае становится понятно, почему Пергам называется «высочайшим». А «взойти» на его «высоты» не обязательно означает оказаться в самой высокой точке города, – резоннее думать, что это означает подняться на крепостные стены. И Кассандра, не поднимаясь ни на вершину холма (за отсутствием этой вершины), ни в Пергам (потому что она и так в нем жила), попросту взошла на оборонительную стену. Там же, на