Шелковый Путь - Колин Фалконер

***

XLI

На следующий день Жоссеран уже был в силах продолжать путь. Уильям перевязал ему голову полосками ткани, и они приготовились возобновить путешествие. Они седлали лошадей под безупречным небом. Отражение солнечного света от снежных полей наверху резало глаза.

Он услышал, как несколько татар перешептываются между собой об Уильяме. «Ворон навлек на нас беду, — говорили они. — Это потому, что он не объехал обо. Теперь мы потеряли двух лошадей и день пути. Дальше будет хуже».

— Что-то не так с этими татарами, — сказал ему Уильям, затягивая подпругу на своем седле. Хутулун заменила коня Уильяма одной из своих лошадей — соломенно-желтой кобылой с бельмом на глазу и скверным нравом. У Жоссерана тоже был новый скакун — жеребец грязной масти с плечами дровосека.

— Я не заметил ничего необычного.

— Они все на нас хмурятся.

— Они хмурятся не на нас, брат Уильям.

Священник выглядел озадаченным.

— Их неприязнь направлена исключительно на тебя, — сказал Жоссеран, словно объясняя что-то маленькому ребенку.

— На меня?

— Они винят тебя в случившемся.

— Я не виноват, что моя лошадь оступилась на камнях!

— Но это ты отказался почтить их груду камней.

— Это всего лишь их глупое суеверие!

— Они сказали, что не сделать этого — к несчастью, и вот у нас несчастье. Видишь, что ты наделал в своей гордыне? Ты укрепил их веру в святость обо, и теперь они считают, что наша вера не так сильна, как их, раз она тебя не защитила. Так что, пытаясь доказать, как мы велики, ты лишь умалил наше достоинство в их глазах.

— Я не унижу свою веру, потакая их колдовству.

— Ты, может, и благочестивый человек, брат Уильям, но не мудрый. — Жоссеран взобрался на своего нового скакуна. После Кисмет ему казалось, будто он сидит верхом на детском пони.

Уильям дернул поводья, передавая свое дурное настроение лошади, которая повернула голову и попыталась его укусить.

— Видишь? Ты даже лошадей против себя настраиваешь.

— Это всего лишь животное!

— Как скажешь. Кстати, наша ведьма все еще желает увидеть Библию и Псалтирь.

— Никогда! Она их осквернит!

— Костями Господа клянусь! — выругался Жоссеран, пришпорил коня, отъезжая от проклятого священника, и двинулся дальше по тропе.

***

XLII

Белые пики на Крыше Мира теперь остались позади. Они исчезли в сплошной пелене свинцово-серых облаков. Воздух внезапно потеплел.

На четвертый день они спустились по дюне из сыпучего песка к солончаку. Их приближение вспугнуло стаю диких гусей. Усеянная валунами долина привела к еще одному ущелью, а затем к широкой равнине из спекшегося на солнце песка и черного гравия.

Пыльная дорога вела к аллее шепчущих тополей и городу-оазису из сырцовых домов с плоскими крышами, на которых на солнце сушились солома и навоз. Они видели ослиные повозки, доверху груженные дынями, капустой и морковью, целые семьи, примостившиеся на подножках. С полей и из домов на них смотрели испуганные лица.

Хутулун поравнялась с ним. Ее шарф был обмотан вокруг лица, и видны были лишь ее темные, влажные глаза.

— Это место зовется Кашгар, — сказала она.

— Значит, мы пережили Крышу Мира?

Она откинула шарф.

— У тебя был хранитель, христианин.

Христианин? Значит, он больше не варвар.

Он оглянулся и увидел монаха, сгорбившегося на пони с бельмом на глазу.

— Хранитель? Я бы скорее доверил свою жизнь псу.

— Я говорю не о твоем шамане. С тобой едет человек.

Он почувствовал, как на затылке зашевелились волосы.

— Какой человек?

— У него длинные светлые, с проседью, волосы и борода, как у тебя. На нем белый плащ с красным крестом вот здесь, на левом плече. Я часто видела его, он едет позади тебя.

Человек, которого она описывала, был его отцом.

Он не сказал ему ни слова перед отъездом ко двору короля, но он знал. Жоссеран видел это в его глазах. Вернувшись из Парижа, отец сказал ему, что отказался от службы в вооруженном паломничестве короля Людовика из-за своего возраста, но через несколько дней после возвращения объявил о перемене решения. В нем обнаружилось внезапное и нехарактерное рвение помочь в освобождении Святой земли от сарацин.

Но Жоссеран знал истинную причину, по которой он взялся за оружие для короля.

Говорили, что, когда корабли короля высадились в Дамиетте, их уже ждали десятки магометанских всадников. Франкские рыцари собрались на берегу, выставив копья и уперев щиты в песок, и ждали атаки.

Его отец провел своего коня через прибой, чтобы присоединиться к ним на берегу, и вскочил в седло. Он даже не остановился, чтобы надеть кольчугу. Он прорвался мимо ошеломленных защитников и бросился на сарацин, убив троих из них, прежде чем сам был сражен ударом меча в живот. Его отнесли обратно на корабль, еще живого. Говорили, он умирал четыре дня.

Зачем он это сделал?

Жоссеран мог найти лишь одну причину для такой безрассудной храбрости своего отца.

— Христианин? — сказала Хутулун, вырвав его из задумчивости.

— Человек, которого ты описываешь, — мой отец. Но он умер много лет назад и никогда бы не поехал со мной.

— Я знаю, что вижу.

Еще колдовство! Словно и без того мало было того, что терзало душу. Это путешествие начиналось как простая миссия по сопровождению. Оно должно было занять не больше нескольких недель. Вместо этого меня втянуло в одиссею за пределы мира, и каждая моя святыня — целомудрие, долг и вера — подвергается испытанию на каждом шагу.

Что со мной происходит?

***

Часть 3

Караван-Сарай

Кашгар — Кумул

Год Обезьяны

***

XLIII

Они пересекли Крышу Мира в поисках пресвитера Иоанна и волхвов из Евангелия, но за сторожевыми стенами Кашгара нашли лишь магометан. Сказочный Катай представлялся Жоссерану совсем не таким; этот город походил на еще один город Утремера, с его ханами и базарами, арочными портиками и мозаичными куполами.

Здешние жители называли себя уйгурами. У них не было ни миндалевидных глаз, ни приплюснутых носов, как у их татарских проводников. На самом деле они были похожи на греков, и язык их был очень схож с тюркским, который он выучил в Утремере. Татары тоже бегло на нем говорили, правда, он был испещрен их собственными