Акамедия - Александр Ашотович Саркисов

– Можно «Ленин в Октябре» или «Ленин в Польше».

Рулевой внес предложение:

– А «Белое солнце пустыни» можно?

У моряков, как и у космонавтов, этот фильм для просмотра обязателен. Зам искренне не понимал, что может быть важней и интересней фильмов про Ильича, у него был такой вид, как будто кто-то в его присутствии помочился на Устав КПСС, но под натиском общественного мнения он сдался.

– Да смотрите вы что хотите.

К вечеру шторм начал убиваться, после ужина свободные от вахт собрались в столовой команды на просмотр кинофильма.

Для затравки, как водится, зам запустил киножурнал, десять минут под стрекот киноаппарата на экране, подергиваясь и шипя, шел киножурнал «Новости дня» пятилетней давности. Наконец начался фильм. Пересмотренный десятки раз, он не потерял интереса зрителей. Особо это ощущалось при коллективном просмотре, когда вместе с героями фильма зрители хором произносили «стреляли», «вот что, ребята, пулемета я вам не дам» или «я мзду не беру, мне за державу обидно».

После фильма Кузякин решил написать письмо жене и, чтоб никто не мешал, закрылся в каюте. Начал как обычно: «Здравствуй, любимая моя Лидуся!» – прочитал, подумал, скомкал лист и бросил в мусорник. Находясь под впечатлением от приключений красноармейца Сухова, решил Юра схохмить. Взял чистый лист бумаги и написал: «Здравствуйте, дорогая моя Катерина Матвеевна…» Это был риск, жена у него была такая красавица, что о добре, уме и чувстве юмора речи не шло. «…А еще скажу вам, разлюбезная Катерина Матвеевна, что являетесь вы мне словно чистая лебедь… Только дыхание сдавливает у меня от радости, будто из пушки кто в упор саданул…»

Закончил Юра, запечатал письмо в конверт и подписал – «Севастополь, проспект Острякова, 12, кв. 7. Кузякиной Лидии Андреевне».

С почтой зам работал аккуратно, и через три недели письмо дошло до адресата.

Лида Кузякина читать письмо не спешила, это был целый ритуал. Уложив вечером детей, она села на кухне, налила в бокал вина и взяла в руки конверт. Повертела, понюхала и не торопясь бережно вскрыла. Пригубила вина, развернула лист и начала читать.

После первой строчки она решила, что это ошибка. Еще раз внимательно изучила конверт: адресован ей, и написано рукой мужа. «Белое солнце пустыни» Лида не смотрела, и в прекрасной головке извилины начали заниматься несвойственным делом – зашевелились. «Ага, значит, он написал письмо какой-то Катьке, а когда отправлял, перепутал конверты, кобелина».

Она залпом осушила бокал. «Ну, козел вонючий, я тебе устрою! И главное, на “вы” с этой кикиморой, и слова какие пишет, мне сроду таких не писал».

Утром следующего дня Лида Кузякина с распухшим от слез носом, излучая праведный гнев, появилась на причале Каменной стенки и начала требовать начальство. Дежурный по дивизиону старший лейтенант Метелица ее узнал и попробовал прояснить ситуацию.

– Лида, что случилось-то?

– С тобой говорить не буду, ты такой же козел, как и мой бабник!

Метелица опешил, за козла, конечно, было обидно, но чтоб Юрка бабник? Все знали, что Кузякин жену боготворил и был примерным семьянином.

– Где у вас тут партком или еще что, мне нужно заявление подать.

Метелица отвел ее к замполиту дивизиона.

– Товарищ капитан II ранга, это жена Кузякина, заявление хочет подать.

Зам смотрел на перекошенное ревностью лицо и понимал: тут просто не отделаться.

– Присаживайтесь, что случилось?

– Мой муж аморальный тип, завел себе бабу на стороне, и я требую, чтобы с ним разобрались.

– Вы не волнуйтесь так, разберемся, только, может, обойдемся без заявления?

– Нечего его выгораживать, а заявление я уже написала!

Лида вытащила из сумочки сложенный вчетверо листок и приложила к нему письмо от мужа. Зам начал читать: «В партийную организацию отдельного дивизиона гидрографических судов ЧФ от обманутой жены коммуниста Кузякина…». Он застонал и отложил заявление.

– А с письмом что не так?

– А вы почитайте, почитайте, что этот негодяй пишет.

Зам взял письмо и начал читать вслух. Через минуту Метелица радостно ржал, как молодой жеребец после удачной садки.

– Так это же Юрка стебается! Вы что, «Белое солнце пустыни» не смотрели?

Зам недовольно глянул на дежурного.

– Метелица, ты что, пил вчера?

– Никак нет, вчера не пил. Давайте отправим посыльного, пусть пробежит по судам, может, у кого есть этот фильм.

Вскорости выяснили, что на одном из судов фильм есть, и все вместе пошли его смотреть.

Когда на экране появился эпизод с письмом, Лида засияла, хоть и красавица, а поняла, что муж шутил, да и Катерина Матвеевна оказалась деревенской бабой, ей не конкурентка. Она кокетливо проворковала:

– Ну Юрка, ну балагур, не уймется никак.

Инцидент был исчерпан, фильм досматривать не стали, и Лида, извинившись, забрала письмо вместе с заявлением и удалилась, фланируя, как на подиуме. Метелица проводил ее потным взглядом.

– Красивая, черт возьми, женщина!

Зам смотрел ей вслед, довольный, что не понадобилось никаких разбирательств.

– Вот и я говорю, дура полная. А этому балагуру я хохоталки-то пообрываю, пусть только вернется!

Дурдом

Если тебя выписали из сумасшедшего дома, это не значит, что тебя вылечили. Просто ты стал как все.

Янина Ипохорская

Командир медленно закипал, появилось ощущение наползающей тени.

– Штурман! Где твой долбаный навигатор?! Сколько я еще буду мучиться с этой локацией?

– Пропал куда-то, – с невинным выражением лица, пожимая плечами, доложил штурман.

– Штурман, пропадают месячные у беременной гимназистки, а ну давай его сюда!

– Сейчас еще раз вызову.

Штурман оторвался от сложного творческого процесса размачивания задубевшей стирательной резинки в спирте и взял микрофон.

– Электрорадионавигатору Тупоушко срочно прибыть на ходовой!

На слове «срочно» он сделал угрожающий акцент. Минут через десять появился Константин Федорович Тупоушко, мужик предпенсионного возраста с туповатым, обрекающим на доверие лицом. Человек он был безвредный, звезд с неба не хватал, не блистал образованием, был покладист, немногословен и искренне убежден в том, что начальник всегда прав. Он был незатейлив, как кусок хозяйственного мыла, эдакий образец строителя коммунизма. Командир вылез из кресла, свирепо выпучил глаза и нагнал морщин на лоб.

– Вы где шляетесь?!

Как будто на железяке девяносто метров длиной и тринадцать шириной можно было где-то шляться.

– Да я помогал боцманятам красить надстройку с правого борта. А то ведь через неделю вернемся домой, а судно не крашено.

Командир удивленно глянул на штурмана.

– И кто его туда послал?

Тот, не меняя выражения лица, еще раз пожал плечами. Ситуацию прояснил Тупоушко:

– Товарищ командир, я сам, добровольно.

Командир почуял неладное, за