Зуб мегалодона - Виктор Евгеньевич Рябинин

Через какое-то время стук повторился. Могло показаться, что кто-то огромный и всесильный настойчиво требует впустить его в чрево субмарины.

– Что за ерунда, – насторожился Ковалев и услышав третью серию странных звуков, быстро вернулся в центральный пост и объявил боевую тревогу.

Пронзительная трель непрерывного звонка заставила экипаж занять боевые посты согласно расписанию по тревоге. Затем по корабельной трансляции в центральный пост стали поступать доклады: в отсеках все на боевых постах, замечаний нет. Вот только все слышат странный стук по правому борту.

Пока вахтенный офицер принимал доклады, в центральном посту Ковалев обменялся мнением со старпомом и механиком. Настойчивый и требовательный стук, состоящий из четырех ударов, продолжал периодически напрягать нервы.

– Если бы зацепили старую рыбацкую сеть и какие-нибудь притопленные буйки стучали о борт, то звук был бы совершенно иным, – предположил Ковалев. – Да и откуда на такой глубине в этом районе сети?

– Может быть, намотали на горизонтальные рули трос от какого-нибудь противолодочного буя? – предположил механик. – Америкосы набросали их по всему океану. Потянули буй за собой, и он теперь тарабанит по корпусу!

– Нет, слишком размеренные удары, – отверг предположение Ковалев.

– Товарищ командир, – сообразил старпом. – Очень похоже, что кто-то усиленно выстукивает букву «П».

Ковалев прислушался. Действительно, стук можно классифицировать, вполне различимо: точка –тире-тире – точка. В азбуке Морзе именно так обозначается буква «П» или «Покой» по-флотски.

Согласно военно-морскому своду сигналов для передачи информации, «Покой» означает команду «Повернуть вправо», – догадался Ковалев.

– Неужели кто-то всесильный и неизвестный настойчиво требует изменить курс и повернуть их субмарине именно вправо? Верится с трудом.

Интуитивно командир чувствовал, что все это неслучайно и именно так и следует поступить. Вспомнились слова отца Кирилла о том, что Ангел Хранитель защитит и своевременно предупредит.

– Какая –то мистика! – подумал командир, но поскольку стук в борт становился все настойчивее и громче, Ковалев подошел к штурманской карте, прикинул местоположение лодки и скомандовал: «Право на борт. Ложимся на курс… После этого стук в правый борт прекратился.

***

Атомная субмарина выполнила все задачи того похода и благополучно вернулась в родную базу.

Как выяснилось позже, в районе, где она находилась, произошел мощный взрыв «проснувшегося» подводного вулкана, который обернулся катастрофой для некоторых мелких островных государств. Взрыв был такой огромной силы, что образовавшаяся волна докатилась в виде цунами даже до побережья Японии и Перу, перевернув 14 мелких судов в прибрежной зоне.

Ковалев все понял. Его субмарина в тот день как раз находилась в том районе океана. Если бы он продолжал идти прежним курсом и скоростью, проигнорировав предупреждение незваного доброжелателя, то в момент начала трагедии его лодка оказалась бы совсем близко от эпицентра взрыва, возможно, прямо над ним. А там, как говорится, негативные последствия не заставили бы себя долго ждать. Подводный корабль мог не только получить серьезные повреждения, но даже погибнуть.

Кто в том походе стучал в борт и предупреждал об опасности, Ковалев не знал. Командир был уверен: этот неведомый друг вовремя пришел на помощь. Во всяком случае, в это хотелось искренне верить…

2024 год.

Дядя Коля

Сколько себя помню, ежегодно 9 мая наша семья всегда собиралась за праздничным столом, чтобы достойно встретить святой и гордый День Великой Победы. В военное лихолетье на фронте воевали мой дед и отец, а мама, которой в сорок первом исполнилось двенадцать лет, помогала ухаживать за ранеными в одном из тыловых госпиталей.

Но время неумолимо вносит в нашу жизнь свои коррективы. Уже давно ушли мои родители, и сегодня из живых победителей той страшной войны за праздничным столом остался лишь лучший и единственный друг моего отца – Николай Кузьмич Русанов. Для меня просто – дядя Коля. Его любят и считают почти родным мои дети и внуки.

Праздник Великой Победы для ветерана памятен вдвойне, так как 9 мая у него день рождения. Дядя Коля любит пошутить и поэтому каждый год за праздничным столом рассказывает свою излюбленную историю. Я знаю её наизусть и, хотя со временем её подробности лукавый рассказчик слегка меняет, смысл повествования остается постоянным: когда фашисты во главе с Гитлером якобы узнали, что у старшины Русанова 9 мая день рождения, они тут же капитулировали. Из уважения мы подыгрываем дяде Коле, изображаем, что прежде эту историю не слышали и смеемся, а ветеран тут же забирается на своего любимого конька и начинает без устали веселить всех нас забавными байками и прибаутками. Он был таким всегда.

Отец познакомился с дядей Колей в апреле 1945 года в военном госпитале в Восточной Пруссии. Они оба участвовали во взятии Кенигсберга и были в тех боях ранены. «Тридцатьчетверку» отца подбили при форсировании третьей линии обороны неприступного города-крепости. Двое членов экипажа погибли сразу. Отец вместе с уцелевшим стрелком-радистом, продолжал вести огонь по засевшим в домах фашистам из орудия и пулемета. Они покинули пылающую машину лишь после того, как закончился боезапас. Раненых танкистов подобрали санитары. Позже, уже в госпитале из отцовского плеча военные хирурги извлекли два осколка. Так совпало, что в этот же день на другом конце города дядя Коля в составе одной из подвижных штурмовых групп отвоевывал у фашистов железнодорожный вокзал, где и был ранен в ногу.

Помню рассказы отца, как однажды к ним в госпитальную палату на костылях приковылял лихой старшина, у которого из-под больничного халата виднелись несколько полосок морской тельняшки. «Морячок» внимательно оглядел всех присутствующих и, оценив обстановку, принялся веселить раненых бойцов смешными фронтовыми байками. Это был дядя Коля. Палата вздрогнула от приступа искреннего хохота, а медсестры, опасаясь за здоровье недавно прооперированных бойцов, тотчас отправили дядю Колю восвояси. Но лихой пехотинец все равно регулярно «прорывался» в палату к отцу и продолжал веселить раненых. Отец как-то признался, что, прочитав уже после войны поэму «Василий Теркин» он был уверен: образ балагура и весельчака, запечатленный Твардовским в главном герое, почти полностью соответствует характеру и поведению его друга Николая.

Так зародилась крепкая дружба моего отца и дяди Коли. Великую Победу они встретили в госпитале и даже отметили долгожданное событие, разделив на двоих 100 граммов медицинского спирта, который где-то раздобыл шустрый дядя Коля.

У них было много общего. Оба до войны жили в Ленинграде и у каждого в блокаду осажденного и непокоренного города от голода погибли матери. Оба были молоды и, не смотря на ранения, остались живы в самой кровопролитной войне столетия. После выписки из госпиталя вместе служили сначала в Литве, а затем в Беларуси. Службу завершили