Зуб мегалодона - Виктор Евгеньевич Рябинин

– Говорила…А сейчас язык себе хочется вырвать! Дура, дура старая! С твоих же слов сделала такие выводы. Всякое ведь в жизни бывает. Не верится мне, чтобы вот так…Семья на стороне…

***

– Привет, Виктор Степанович, – на пороге стоял Сергей и радостно улыбался.– Вернулся из командировки, а дома записка. Я сразу к вам. Случилось что?

– В комнате дочка. Уже неделю практически ничего не ест. Плохо ей…старик незаметно смахнул слезу.

Сергей сидел у кровати Татьяны, держа её руку в своей, и испуганно шептал, глядя на тяжёлые тени под её глазами:

– Что случилось, любимая? Только не молчи! – Сергей нежно провел ладошкой по щеке жены, и она разрыдалась.

– Сережа, я всё знаю!. Видела тебя с сыном…и с этой, – Татьяна зарылась лицом в подушку, чтобы заглушить судорожные всхлипывания.

– Таня,.. – с облегчением выдохнул Сергей .– Какой же я идиот! Давно надо было тебе рассказать. Это семья моего друга, с которым мы всю чеченскую прошли. Борис мне жизнь спас. Я тебе рассказывал про него. Они жили на севере, три месяца назад Бориса не стало. Старые раны обострились… Галя даже не сообщила о его смерти – попала в больницу с нервным срывом. А месяц назад встретил её в нашем городе. Галина с Борисом – детдомовские, ей и помочь некому, впроголодь живут. Мальчишки такие худющие… Я знаю, Танюша, что у нас с деньгами туго, знаю, что ты каждый рубль откладываешь. Вот стал им немного помогать. А тебе почему-то не решался сказать…Прости меня, любимая, – Сергей отвернулся и тяжело задышал. Ему очень хотелось плакать, просто он давно забыл, как это делается.

Татьяна села на кровати и внимательно посмотрела на Сергея, куда-то вглубь, в душу:

– А давай к ним завтра съездим? И игрушек ребятишкам купим. Я могу связать им варежки и носочки, – впервые за много дней Татьяна улыбнулась .– Какая же я глупая… чуть не совершила самую ужасную ошибку. Какое счастье, что ты у меня есть.

За печкой тихонько всхлипывала мать, кряхтел и тяжело вздыхал отец.

– А ты что сидишь, старая, – Татьяна и Сергей услышали голос Виктора Степановича. – Иди, собери внучатам сумку. Своего, деревенского… да побольше, – по впалым щекам старика катились слёзы, – А вы привозите ребятишек друга на выходные в деревню. Нам старикам всё веселее будет. Да и их подкормим…

2010 год.

Белка и Пионер

Все неприятности начались у Пашки с появлением в их доме нового сожителя матери. Бывший мичман учебного отряда дядя Жора оказался нервным и нетерпящим возражений человеком, который считал себя прирожденным воспитателем подростков. По каждому поводу и без оного этот придурок хватался за флотский ремень с пряжкой и лупил Пашку безжалостно и усердно. Матери эти экзекуции не нравились, но голоса она не подавала, стараясь ничем не прогневать своего очередного мужчину.

Однажды, когда матери не было дома, а сожитель находился немного подшофе, он особенно рьяно принялся «воспитывать» пасынка, при этом громко вспоминая «сколько десятков матросов он наставил на путь истинный». Пашка, корчась от боли, изо всех сил стараясь уклониться от безжалостных ударов ремнем. Но чужие страдания лишь раззадорили насильника и тот принялся еще хлеще размахивать ремнем с металлической пряжкой. Пашка не выдержал, и ясно осознал: либо его сейчас попросту сделают инвалидом, либо он даст отпор этому домашнему садисту. Под рукой оказалась настольная лампа в стеклянном абажуре, которой он и заехал дяде Жоре по голове.

От неожиданности тот резко остановился, выронил из рук ремень и, обхватив голову руками, медленно принялся оседать на пол. Из-под пальцев у него сочилась кровь.

– Похоже, я его убил, – испугался Пашка, и, схватив с вешалки куртку, быстро сунул ноги в кроссовки, выбежал из квартиры.

Часа два он бесцельно слонялся по городу, обдумывая свое незавидное положение. Решил позвонить матери, но вспомнил, что свой мобильник оставил дома. Пришлось унижаться и упрашивать незнакомых прохожих разрешить ему позвонить по их мобильнику. В основном все отказывали, лишь какая-то ярко одетая белокуро-рыжеватая девчонка проявила сострадание и протянула Пашке свой старенький кнопочный мобильник.

– Держи, только недолго. И не вздумай «сделать ноги». Поймаю. Кстати, у тебя есть немного денег? Я на мели, а так хочется кофе…

Пашка демонстративно выгреб все свои деньги из карманов и отдал девушке. Пообещав вернуть мобильник, он набрал знакомый номер.

– Алло, я слушаю, – голос матери выдавал её волнение.

– Мама, это я, – хотел все объяснить самому родному человеку Пашка, но мать не захотела его слушать.

– Ты что натворил, негодяй? Чуть не убил Георгия Ивановича. Ему наложили три шва на голову, врачи определили сотрясение мозга. А он желал тебе только хорошего… Я знать тебя больше не хочу! И видеть! У меня больше нет сына!

Опешивший Пашка отключил телефон и вернул его хозяйке. Девушка ничего не спрашивала, но казалось, что она все поняла, потому как сочувственно улыбнулась, мол, держись, неприятности случаются у всех.

Пашка сделал вид, что ему все равно, хотя его душили негодование и обида.

В очередной раз мать встала на сторону сожителя и это означает, что домой он не вернется. Лучше сдохнет от голода под забором, но не пойдет на попятную. Мать еще пожалеет о своем решении, когда ей сообщат, что сын погиб от голода и холода, – думал Пашка, бесцельно шатаясь по городу.

Идти было некуда, он залез в какой-то трамвай и доехал «зайцем» до конечной остановки. Оказавшись на перроне, он сел на скамейку и сделал вид, что кого-то поджидает.

Тем временем стемнело и похолодало. Пашка захотел есть, но мужественно терпел, потому как иного выхода не было. Пассажиров, приезжавших на конечную станцию, становилось все меньше. К Пашке подошел полицейский и поинтересовался, что он тут так долго сидит.

– А я маму с работы поджидаю. Должна скоро подъехать на последнем трамвае, – соврал Пашка и полицейский ненадолго отстал. Он лишь на всякий случай периодически посматривал в сторону подозрительного парня.

Пашка понял, что пора куда-то уходить, но идти было некуда.

На последнем трамвае подкатила веселая разношерстная компания – человек пятнадцать парней и девушек. Все они были в яркой эксцентричной одежде: в старых кожаных куртках, рваных джинсах, ботинках или сапогах, на каждом было множество аксессуаров в виде заклепок, шипов, браслетов и цепей. Почти все парни были стрижены наголо, а у двух на голове красовались крашенные в яркие цвета прически в стиле ирокез. Волосы девчонок также были раскрашены кто в синий, а кто и в оранжевый цвет.

– Панки, – определил Пашка. – Только