Тео. Теодор. Мистер Нотт - Hashirama Senju

— Не совсем, — вступила немногословная обычно Миллисента. Она, казалось, была в постоянных переживаниях, и ей, Тео не мог не отметить этого, они пошли на пользу: с начала девяносто восьмого Милли скинула на вид пару-тройку десятков фунтов веса, что сделало её фигуру куда более женственной. Шестикурсники, пятикурсники и даже четверокурсники, от Тафта до Бэддока, не стесняясь, глазели на неё иной раз, пожирая глазами. — Он сказал так: «Он нас всех погубит, и вас, и меня, если вы ничего не сделаете». А кто он — не сказал.

Это заставило Теодора поморщиться, припомнив снова разговор с Ранкорном. Его слова про визит Макнейра вновь прозвенели в голове. Некстати вспомнились призывы мистера Карамеди в письме, что показывал ему пропавший из виду Уингер. Карамеди заклинал его поднять мятеж в Хогвартсе, вызвать гнев на себя, прикрывшись тысячью студентов, чтобы их семьи встали в решающий момент на сторону бунтовщиков, по воле ли, или по принуждению, и изыскать способ убить всех врагов Британии, что удерживали Барьер.

План был хорош, да только едва ли Карамеди на самом деле представлял себе, как именно Тёмный лорд удерживал себя на этом свете. Теодор мог лишь догадываться, сколько на самом деле песо, то есть, хоркруксов этот волшебник создал при первой жизни. И мог лишь ужасаться от одной лишь мысли, что мог продолжать создавать их и после возрождения.

Однако и медлить дальше было невозможно. Если Лестрейндж ему не наврал, если там, в банке Гринготтс, действительно был ещё один хоркрукс, если он вообще его правильно понял, то у них мог открыться какой-то шанс. Какой-то. Но всё говорило ему, всё его слизеринское начало, что нужно было зайти в гамбит и попытаться отыграть сделанную ставку. Ставку, сделанную из собственных убеждений, из собственной приверженности к миру магов, из любви к своей магии, из корыстных и бескорыстных побуждений. Рискнуть и бросить вызов самому сильному магу современности.

Конечно же, вместе со всеми другими волшебниками.

— Он говорит о том, что мы должны сделать выбор, — пробормотал, оправившись от пронёсшихся ураганом мыслей в голове, Тео. — Ждём ли мы, пока Он дойдёт до нас, чтобы уничтожить угрозу своей власти, смотря на то, как он уничтожает порознь других. Или дать бой, может быть, и последний, но тот, что даст нам хоть какую-то надежду.

— Хватит говорить загадками, Тео, — Дафна полушутливо дёрнула его за рукав, но, поймав его грустный, усталый взгляд, осеклась и прикрыла пальчиками напомаженные губы. — Я поняла… нет, неужели… но у него же метка!

— Метки ставились всем подряд, — ответил вместо него Гарри Флинт. Дафна воскликнула слишком громко, чтобы их разговор остался не услышан. — Мой брат… да что там, — Тео обернулся на шестикурсника. Тот стыдливо упёр взгляд в пол, наклонившись вперёд и уперев локти в колени, позволив разнуздано развязанному галстуку, что висел на шее, сползти вниз и змеевидной лентой сложиться на полу. Белая рубашка мальчика, до того сверкавшая как признак его статусности, вдруг показала его совсем беззащитным на фоне сверкающих от стыда за собственные слова щёк. — Сейчас все ненавидят. Вы сами знаете. Кого.

Гнетущая тишина повисла в гостиной. Прервались игроки во взрывного дурака, не шумели поклонники квиддича, спорившие до того за честность турнира девяносто четвёртого, молча замерли девочки-второкурсницы, расчёсывавшие друг другу волосы зачарованными гребнями. Одни лишь часы на стене над камином продолжали отсчитывать секунды. Тик-так. Тик-так.

Как маховик времени, что лежал в его саквояже, и давал вернуться в прошлое. Но прошлое нельзя было изменять. Это было написано в каждой предостерегающей книге, что он смог найти в замке. Прошлое могло сыграть злую шутку, сделав детей стариками, а стариков — неразумными детьми, забрав потерянное время и обратив его против тех, кто дерзнул обуздать себя.

Но можно было попытаться оседлать гребень этой волны, как конунги древних норманнов оседлывали драконов. И это был какой-то шанс.

* * *

Вечером пятницы Теодор, мучимый неопределённостью, истощённый думами и переживаниями, открыл их с Джинни ежедневник, которого едва должно было хватить до конца месяца, так много они общались, и увидел там фразу, от которой тут же забыл обо всём.

«Брат прислал записку. Они готовы действовать. Уже в понедельник. Ты сможешь им помочь?»

Джинни рисковала, оставляя такую откровенную надпись, и Тео кинулся к ручке, дрожащей рукой уточнив, кто из её братьев это написал. Убедившись в ответе, он ринулся к выходу, наплевав на все правила, и выскочил из гостиной под удивлёнными взглядами студентов. Ему нужна была миссис Пинкертон.

Пробежав несколько коридоров, выбежав на этаж уровня земли, под маятник замковых часов в привратной башне, он отдышался и попытался представить, где именно ему её искать — но это не понадобилось. С парапета винтовой лестницы раздался стук каблуков, дополненный клацаньем зонтика о мраморные плиты.

— Мистер Нотт, — с лёгким недоумением встретила его миссис Пинкертон, спустившись вниз. Они сохраняли зрительный контакт все те мгновения, что ведьма спускалась вниз. Нотт старался придать себе солидный вид, расставив ноги на ширину плеч и заложив руки за спину, глядя на неё прямо и с превосходством. По её виду нельзя было сказать, что она ожидала такой встречи в такое время, что близилось к половине одиннадцатого ночи. — Вы, верно, заблудились?

— Ну что вы, миссис Пинкертон, — улыбнулся он, стараясь не дрожать от волнения. — Я получил вести, что могут заинтересовать вас. И вашего старого воспитанника. Младшего из них.

Он закашлялся, потеряв контроль над голосом и вмиг растеряв весь свой лоск под снисходительным взглядом ведьмы.

— Вот как, — всё таким же подчёркнуто лёгким недоумением произнесла она. — И что же вы можете сказать?

— Что в эти выходные ему стоит прогуляться в одиночестве по Гайд-парку… скажем, в час пополудни. В костюме с жилеткой канареечного цвета, — выпалил тихим шёпотом Теодор мысли, что пришли ему в голову. Канареечный цвет ему запал после того, как Забини в душе декларировал стихи с такими эпитетами так громко, что Гойл пригрозил ему наложить Силенцио. — В воскресенье.

— Зачем же ему это делать? — полюбопытствовала миссис Пинкертон, подойдя ближе, чтобы слышать его. Нотт почувствовал неловкость. Ранкорн уверял, что колдунье больше столетия, но она выглядела сильно моложе и, подойдя так близко, смущала парня. — Гайд-парк это центр Лондона. Может быть, ему выбрать менее людные места?

— Чтобы почувствовать желание приобщиться ко всем темам гоблинских восстаний, — вернул себе самообладание Тео, представив себе, что он на экзамене. — Если