Черные ножи 4 - Игорь Александрович Шенгальц

Дикие люди, которых я совершенно не понимал и не принимал. Всякое бывало прежде, но представить себе в подобной ситуации моих товарищей, с которыми я проводил много часов на перегонах в танке, было сложно. Работяги, люди простые, но не скоты. И всегда думали о тех, кто рядом.

Главная отличительная черта порядочного человека — думать об окружающих, не доставлять им дискомфорт. Кто лишен этого качества — недалеко ушел от дикарей.

Благо, свежий воздух быстро разогнал неприятные запахи.

Ревер забрался в кабину, заняв место рядом с водителем, остальным же пришлось лезть в кузов.

Снег бил в лицо, и грузовик долго буксовал на месте, прежде чем тронуться. В кузове никто не разговаривал, все прикрывали лица от ветра и снега.

Ехали долго. Несколько раз нам с Виндеком, и даже солдатам приходилось выбираться из кузова и толкать застрявший в очередной раз грузовик. Но, тем не менее, мы продвигались вперед, и через пару часов выехали с пригородной дороги к красивому озерцу.

Вид тут был просто шикарный.

Идиллия!

Позади — небольшой городок со шпилем кирхи и милыми фахверковыми домиками. Слева от дороги — несколько вытянутых казарм для охранников-эсэсовцев, а на небольшом пригорке — пара аккуратных двухэтажных домов для высшего командного состава. На высоком крыльце одного из домов стоял офицер в кителе и пил кофе из фарфоровой чашки, поглядывая на проезжающий мимо грузовик.

Температура была недостаточно низкой, и озеро не замерзло. Снег красиво падал в лучах солнца, тая в воде.

Слева и справа от озера раскинулся хвойный лес, воздух был чист — дышалось прекрасно… впереди возвышалась стена, непременные пулеметные вышки, а чуть в стороне от лагерных ворот, из небольшого строения с высокими трубами шел дым.

Крематорий! Работает без перебоев: и днем, и ночью.

Если в Заксенхаузене я еще держался, то теперь меня начало трясти. Слишком хорошо было развито воображение, и я четко представлял себе, чьи именно тела сжигают сейчас в печах.

Женщины и дети, других заключенных в лагере не имелось.

Я заметил небольшую группу женщин в полосатых длинных робах и куртках у самого озера, конечно, под присмотром охраны. Они что-то делали, и я не сразу догадался, что именно.

Потом сообразил.

Широкими лопатами женщины выгребали из ручной тележки пепел и бросали его в воду. Когда тележка пустела, переходили к другой, потом к третьей…

— Говорят, в Шведтзее больше не водится рыба, — негромко сказал один из солдат, тоже заметивший «похоронную команду». — А раньше я любил здесь рыбачить…

Грузовик остановился перед комендатурой, пулемет на башне повернулся в нашу сторону. Ханнес, поругиваясь, выбрался из кабины и направился к зданию, дуя на замерзшие ладони.

— Пожрать бы, — проворчал Виндек, — со вчерашнего дня не жрал.

— А ты дыши глубже, воздухом наешься, — посоветовал ему один из эсэсовцев и грубо расхохотался.

Виндек промолчал. Ругаться с солдатами было опасно, могли побить.

Вскоре Ревер вернулся и сделал знак водителю глушить мотор. После чего скомандовал:

— Выгружаться!

Солдаты один за другим выпрыгнули из кузова, следом выбрался Виндек, потом и я. Дальше нужно было идти пешком.

Ворота неспешно приоткрылись, предоставляя нам возможность пройти. Насколько хватало обзора, я видел лишь ровные ряды бараков. Кое-где трудились женщины, но издали было не разглядеть, чем именно они занимались. Детей я не увидел.

— Нам выделили помещение для смотра, — пояснил Ханнес. — Идиотская затея! Театр… это же надо придумать!..

Территория лагеря была практически столь же большой, как и в Заксенхаузене, но, к своему удивлению, я заметил рядом с бараками и обычные тканевые палатки, стоявшие прямо в сугробах.

Женщины как раз вытаскивали из палаток окоченевшие тела и методично грузили их на стоявшую чуть сбоку на рельсах вагонетку.

— За ночь замерзли, — Виндек заметил мой интерес и презрительно сплюнул на землю. Затем громко высморкался, после чего закончил мысль: — Лагерь переполнен, вот и пришлось палатки ставить. Но по такой погоде мало кто ночь переживет…

Когда я увидел, как из палатки достали детское тело, то не выдержал и отвернулся.

Мир устроен несправедливо, зло часто остается безнаказанным. Гораздо чаще, чем хотелось бы. И иногда с этим ничего нельзя поделать.

— Капо! Не отставать!

Резкий окрик Ханнеса привел меня в чувство. Он быстро шел по тщательно очищенной от снега дорожке в направлении к отдельно стоящему бараку.

Один из солдат чувствительно пихнул меня прикладом ружья в спину. Виндек, не дожидаясь, пока и ему достанется, живо припустил следом за унтер-офицером.

В бараке уже освободили место, притащили стол и стулья.

Ревер расстегнул шинель и сел на один из стульев, закинув ногу на ногу.

— Ну что Шведофф, с этого момента ты у нас главный. Распоряжайся!..

Я слегка растерялся, не представляя, что именно должен делать. Эсэсовцы как раз завели в барак первую группу женщин, которые явно не понимали, для чего они здесь находятся. Судя по винкелям на робах с буквами «SU» — все наши, советские.

— Встаньте в ряд, — обратился я на русском к женщинам.

Ревер поморщился, но промолчал.

— Вас позвали сюда ради театра, — продолжил я, когда все выстроились в шеренгу. — Планируется постановка спектакля, и нужны актрисы.

Я шел вдоль ряда, заглядывая в их лица. Было страшно увидеть ненависть, но я видел только усталость и безразличие.

Мне было противно от себя самого, но я верил, что смогу помочь хоть кому-то… поэтому продолжал:

— Те из вас, кого мы отберем, отправятся в Заксенхаузен. Там вам будут обеспечены подобающие условия для работы…

Я взглянул в очередное лицо, резко замолчал и остановился.

Нет, только не она! Только не здесь!

Передо мной стояла Настя и смотрела прямо мне в глаза.

Глава 16

Дорогая, милая, любимая, как ты сюда попала?..

В голове в мгновение ока промелькнуло все: наше знакомство в медблоке Танкограда, прогулки по Челябинску, концерт, тот поцелуй… а потом случайная встреча на фронте, где мы оба стали уже совсем иными людьми.

У нее появился кто-то другой, более близкий и родной, у меня — никого. Но сейчас, в этот момент я вновь любил ее, как и тогда в морозном Челябинске в новогоднюю ночь — искренне и по-детски.

Настя смотрела на меня, не произнося ни слова. Главное, не сболтни ничего лишнего!

Я видел, что она меня узнала, но никак не показывает этого. Умница!

Лицо ее сильно осунулось, появились темные круги под