Черные ножи 4 - Игорь Александрович Шенгальц

— Когда Штольце давал нам задание три года назад, мы оба охотно за него взялись. Нервы Советам мы тогда изрядно потрепали.

— А в итоге оказались в Заксенхаузене, — пожал плечами короткостриженый. — Такова благодарность Рейха.

— Ничего, Степан Андрийович, все еще наладится. Если новый план Штольце сработает, то скоро мы окажемся вне этих стен. Главное, ты не противься, не набивай цену. Соглашайся на то, что предлагают…

Они отошли далеко, и я больше не мог разобрать слов. Но мне хватило и того, что услышал, чтобы понять, что за люди были передо мной.

По поводу Андрия Атанасовича у меня оставались сомнения — я не слишком-то разбирался в украинских предателях, чтобы помнить их имена. Кажется, все же Мельник — одна из ключевых фигур этого времени.

Но меня больше заинтересовал второй. Человек, ставший в будущем символом национализма. Поставивший своей целью истребить всех, кто по его мнению являлся врагом украинской нации. Военный преступник. Палач. Убийца.

В его славу спустя восемьдесят лет будут кричать фашисткие недобитки, его имя сделается нарицательным, а фигура — культовой у нацистов нового образца.

Степан Бандера.

И сейчас он здесь, совсем рядом, в Заксенхаузене, пусть и под охраной… но при желании до любого можно добраться.

У меня начал вырисовываться план.

Глава 15

Утром я все ждал, пока Виндек расскажет о той «особой работе», которой пугал накануне, но он словно забыл обо мне и не показывался на глаза. Зато внезапно после завтрака ко мне подошел Хлынов, тот самый, что вчера издевался над заключенными на «трассе».

— Тебя вызывает господин штурмбаннфюрер Крюгер, — сказал он, поглядывая на меня с подозрением. — Приказал явиться срочно! Натворил что-то?

— Вовсе нет, — я широко улыбнулся, — просто мы с господином штурмбаннфюрером сошлись в вопросах современных подходах к интерпретации классики…

— Ну-ну, — Хлынов явно мне не поверил. — Как-то больно резво ты начинаешь, Шведов. Смотри, не споткнись. А то покатишься, да шею свернешь…

Это было похоже на угрозу, но я лишь улыбнулся еще шире. Ничего, тварь, и до тебя руки дойдут, обещаю! Я не забуду ничего и никого.

— В таком случае я просто не буду бежать. Тогда и не споткнусь…

Я отвернулся от Хлынова, но спиной еще долго чувствовал его взгляд. У меня появился очередной… пусть не враг, но недоброжелатель, и теперь это надо учитывать. А еще и Виндек затаился, это настораживало. Я уже успел немного узнать этого внешне добродушного капо, за показным дружелюбием которого таился жестокий зверь.

Ладно, будут проблемы, буду их решать. Пока же нужно узнать, что на самом деле потребовалось от меня Крюгеру. Да и про сестру Марию не стоит забывать, она тоже ждет меня.

Опаздывать к штурмбаннфюреру было бы себе дороже, поэтому я не стал игнорировать «приглашение» и сразу направился к Крюгеру. В Малый лагерь меня пропустили безо всяких сложностей, стоило лишь упомянуть имя Крюгера, но вот дальше все вышло вовсе не так, как мне бы хотелось.

В идеале, я мечтал попасть в те помещения, где производили фальшивые банкноты, посмотреть на процесс производства и прикинуть, как можно навредить нацистам. Но один из солдат пошел со мной, показывая дорогу, и свернуть в сторону попросту не получилось.

На крыльце барака, в котором вчера проходило представление, стоял Крюгер и задумчиво глядел в светлеющее небо.

— А, Шведофф! — штурмбаннфюрер явно мне обрадовался. — Вы-то мне и нужны!

Я вытянулся во фрунт и браво отрапортовал:

— Рад стараться!

— Ну-ну, — поморщился Крюгер, — не усердствуйте. Не люблю этого.

Право слово, странный человек. И все же эсэсовец, враг… об этом я не забывал ни на мгновение. И все же принял стойку «вольно», чуть расслабив в колене правую ногу.

— В общем слушайте внимательно, — штурмбаннфюрер подошел ко мне ближе. — Я всю ночь думал, и вот что надумал. Наш фюрер говорил: «Искусство есть единственный бессмертный результат человеческого труда». А уж он-то разбирается в вопросе. Шекспир — уже не актуально. Поставить нечто масштабное не получится, для тингшпиля у нас недостаточно людей.

Я не знал этот термин и неопределенно пожал плечами. Крюгер уловил жест и пояснил:

— Тинг — это древнегерманское родовое собрание. Тингшпиль — представление под открытым небом, где главным героем выступает сам народ, человеческие массы. Ох, вы бы видели то представление в тридцать девятом в Грюневальде, когда одних лишь статистов было семнадцать тысяч человек, а зрителей — шестьдесят тысяч! Такое больше не повторить…

— Но вы что-то придумали?

— Придумал, — с немалой долей гордости согласился Крюгер. — Более того, я уже заручился поддержкой коменданта Кайндля. Но у меня не хватает актеров для постановки.

— Уж не думаете ли вы?.. — с ужасом начал я, представив на мгновение, что меня пытаются завербовать в актеры.

— Нет-нет, что вы, господин Шведофф, — улыбнулся Крюгер, догадавшись о ходе моих мыслей. — Вы мне нужны в ином качестве.

Я облегченно выдохнул, а штурмбаннфюрер продолжил:

— Вчера вы зарекомендовали себя в моих глазах, как тонкий ценитель искусства, человек понимающий. Таких здесь мало, мне буквально не на кого положиться, а сделать все в одиночку невозможно. Я уже сообщил доктору Риммелю, что временно вы переходите в мое распоряжение. Теперь к сути вопроса: актеров-мужчин у меня в избытке, проблема в достойных актрисах.

Вчера на представлении все женские роли играли женщины, а не переодетые в женское платье мужчины, но играли они… скажем так, весьма посредственно. Впрочем, на месте Крюгера я бы радовался, что кто-то вообще мог играть в подобной обстановке. Находясь в гнетущей атмосфере страха и ужаса, каждый день ожидая собственной гибели, переживая за родных и близких — люди еще умудрялись дарить себя театру.

Нет, не для того, чтобы повеселить лагерное начальство или выпросить себе лишний кусок хлеба. Я долго думал и понял. Они играли, чтобы сохранить человеческое достоинство. Только так они могли доказать себе, что есть вещи, стоящие выше страха и смерти. Дух и воля.

— Так вот, — Крюгер торжественно пожал мне руку, — я назначаю вас своим поверенным. Ваша задача — набрать женский актерский состав для следующей пьесы, которая будет поставлена в нашем лагере.

Я слегка растерялся.

— А где же я их наберу?

— Вы поедете в Равенсбрюк. Разумеется, не в одиночку. У меня договоренность