Флетчер и мятежники - Джон Дрейк

В богато, даже чрезмерно украшенной приемной повисла неловкость. Прислуживавшие слуги в напудренных париках и бриджах до колен нервно переглядывались. Лорд Балкаррес в парадном мундире, со шпагой на боку, ерзал на стуле в окружении своих адъютантов и на приеме, где собрались все сливки ямайского общества: епископ, спикер палаты, лорд-мэр, судьи, полковники милиции и, наконец, что не менее важно, разношерстные члены ассамблеи и миллионеры (что в большинстве случаев было одним и тем же) — все они, вместе со своими дамами.

Каждый до единого был облачен в свой лучший, самый официальный придворный наряд, невзирая на его полную непригодность для здешней кипящей жары. И все это — ради той, чье сногсшибательное платье и сверкающие драгоценности затмевали их всех, пока она сидела с прямой спиной и презрительным видом на обеденном стуле из красного дерева со спинкой в форме щита работы Гиллоу из Ланкастера (собственная мебель лорда Балкарреса, доставленная с большими затратами из Англии).

— Миледи, — сказал Балкаррес, — вы, как и я, недавно прибыли в колонию и, возможно, не осведомлены о той грозной силе, которую представляют собой мароны Трелони-Тауна. Будет в высшей степени целесообразно выслушать их… э-э… кхм… обиды.

По комнате прошел шепоток, люди стали переговариваться, прикрывая рты руками. Всем было известно, что леди Сара вращается в высших кругах лондонского общества и близка с принцем Уэльским и Билли Питтом. Таким образом, рассказы, которые она привезет домой и нашепчет в нужные уши, могли принести Балкарресу герцогский титул или сломать его, как прутик. Такова была сила «политики нижних юбок».

Леди Сара мило улыбнулась, скрывая скуку и нетерпение. У нее не было времени ни на дерзких туземцев, ни на мелкие войны. Ей нужна была тихая, мирная Ямайка, чтобы она могла заняться своими собственными, куда более важными делами. Она хотела быстрых действий со стороны военных, чтобы те растоптали, избили, раздавили и стерли в порошок туземцев, приведя их к покорности.

— Милорд, — сказала она, — я не боюсь этих маронов, ибо верю в защиту присутствующих здесь английских джентльменов, — (каждый из которых мгновенно выпрямился, устремил суровый взгляд вперед и втянул живот), — как и все дамы, собравшиеся здесь сегодня, ибо красота всегда должна полагаться на силу. — Она обвела взглядом комнату, и дамы, жеманясь и трепеща, поддержали ее. — И я ни на мгновение не допускаю мысли, милорд, — сказала она, обращаясь прямо к Балкарресу, — что в благородной груди такого солдата, как вы, могла бы существовать хоть малейшая… осмотрительность… когда речь идет о перспективе военных действий.

Балкаррес стиснул зубы и улыбнулся, как мог. Он и сам был достаточно политиком, чтобы понять, когда его обыграли. На следующий день, 3 августа, он выступил перед Ассамблеей и решительно отверг условия, представленные от имени маронов Джоном Тарпом, кустосом Сент-Джеймса. Более того, он объявил на всем острове военное положение и приказал 83-му полку выступить в Монтего-Бей и ожидать его прибытия.

Когда он покидал палату, его приветствовали со всех сторон, ибо всякий человек любит войну, когда сражаться на ней будут солдаты, а ему самому воевать не придется.

В толпе мистер кустос Тарп подбросил в воздух шляпу, получив то, чего всегда хотел: 83-й полк, посланный спасать его город. Триумф Балкарреса был омрачен лишь грузной фигурой, которая пробилась сквозь толпу и набросилась на его светлость с кулаками. Балкаррес даже почувствовал удар в висок, но тот был неточен, и, обернувшись, он увидел крупного пожилого мужчину, сбитого с ног и лишившегося чувств от удара прикладом солдатского мушкета. Он не узнал нападавшего, но позже ему сообщили, что это был майор Джон Джеймс, генеральный суперинтендант маронов.

Несколько дней спустя 83-й полк прибыл в Монтего-Бей под восторженные крики горожан. Общее командование осуществлял полковник Уильям Фитч, в распоряжении которого была тысяча человек его собственного полка и еще сотня из 62-го. Кроме того, под командованием полковника Стэнфорда прибыли двести кавалеристов со своими скакунами — люди из 20-го и 18-го легких драгунских полков. Эта мощная сила из регулярных войск вместе с местной милицией выставила против маронов Трелони-Тауна в общей сложности более двух тысяч солдат. Оставалось дождаться лишь их генерала, лорда Балкарреса.

Столь масштабное передвижение войск не могло не дойти до Трелони-Тауна, а когда весть достигла его, она вновь сместила чашу весов маронской политики в сторону мистера Вернона Хьюза.

— Смотрите, дети мои! — ревел он перед толпой молодых воинов. — Смотрите, как проклятые силы Вельзевула обрушились на нас! Чего стоит обещание белого человека? Чего стоит слово Тарпа, или Босуэлла, или майора Джона Джеймса?

Они приветствовали его так же громко, как приветствовали Балкарреса у здания Ассамблеи. И в ту же ночь небольшие отряды маронов разбрелись во все стороны, чтобы сжечь ферму здесь, перерезать несколько глоток там, насиловать, жечь и ускользать прежде, чем станет возможен ответный удар. Таков был маронский способ ведения войны. Разведка боем перед великим нападением на Монтего-Бей, которого теперь жаждал каждый из них.

В Спэниш-Тауне лорд Балкаррес читал ужасающие донесения о деяниях маронов и впал в нерешительность. Он отложил свой отъезд в Монтего-Бей и созвал совет офицеров, чтобы решить, что будет лучше: немедленно ударить по Трелони-Тауну или же рассредоточить свои силы для защиты самых ценных активов острова — огромных сахарных плантаций с их рабами, скотом и постройками. Он не мог сделать и то, и другое, а потому несколько дней не делал ничего, пока в конце концов решение не было принято за него.

*

Несколько дней после своего успеха — подталкивания лорда Балкарреса к действиям против маронов — леди Сара Койнвуд и сама пребывала в нерешительности, ибо знала, чего хочет, но не знала, как этого достичь.

Она проделала долгий и трудный путь в своем стремлении отомстить Флетчеру, этому созданию, что так глубоко ее тревожило своим сверхъестественным сходством с ее покойным мужем, его родным отцом. Для Сары Койнвуд это были глубокие и ядовитые воды, бросавшие ее в те же безумные фантазии о мести, пытках и увечьях, которым она предавалась во время плавания из Англии.

В этот период миссис Коллинз и все остальные слуги в доме лорда Балкарреса стали со страхом прислушиваться к звяканью колокольчика в людской, который вызывал то одного, то другого из них в комнату миледи, где она сидела в свободном шелковом пеньюаре и думала, думала и думала, потому