Флетчер и мятежники - Джон Дрейк

— Рыбачить за золотом под водой! — произнесла леди Сара. — С особым аппаратом для этой цели? Ты так сказала, Коллинз?

— Да, мэм, — ответила Коллинз, не понимая неестественного страха, поднимавшегося в душе ее хозяйки. Не зная, как сочетание погони за золотом с неким новаторским механическим устройством захватило бы и очаровало сэра Генри Койнвуда.

Леди Сара сделала усилие. Она выпрямилась и стала тщательно расспрашивать служанку.

— Когда его ожидают обратно? — спросила она.

— На этой неделе, миледи. У него дела назначены на одиннадцатое. К этому времени вернется. Один смуглый джентльмен в лавке сказал, что мистер Босуэлл — а ваше сиятельство знает, что это его имя — мистер Босуэлл очень щепетилен в деловых встречах. Никогда не бывало, чтоб он пропустил…

— Заткни свой треклятый рот! — рявкнула леди Сара с такой яростью, что Коллинз подпрыгнула.

Леди Саре не нужно было говорить, что мистер Босуэлл никогда не упускает деловой возможности. Она знала это так же твердо, как знала, что он никогда не опаздывает, никогда не обвешивает, умеет считать в уме, что он — гений в зарабатывании денег, что он одержим любовью к механизмам и может сторговаться с самим дьяволом и остаться в выигрыше. Она все о нем знала, потому что знала его раньше. Отрицать это было бессмысленно. Этот сорняк пустил корни в ее сознании и теперь прочно в нем обосновался.

— Коллинз! — сказала она, когда волна страха снова отхлынула. — Ты выяснишь, где мистер Босуэлл преклоняет на ночь голову. Ты проникнешь в это место в ночь на десятое августа, и мы с тобой вместе будем ждать прибытия мистера Босуэлла одиннадцатого числа.

Миссис Коллинз была озадачена.

— Да, мэм, — сказала она. — Я уже знаю, где этот хмырь живет, миледи. Он снимает комнаты у цветной женщины, за Роуп-Уок-стрит. — Но она запнулась, боясь сказать лишнее. Поколебавшись, она все же продолжила, ибо на кону стояла и ее собственная шея: — Но… простите за дерзость, миледи… как это будет сделано? Подробности, миледи? И как нам с вами потом целыми уйти?

За этим последовал один из тех редких моментов, когда физическая прелесть внешности леди Сары не смогла скрыть уродливого изъяна внутри: она обернулась к своей служанке с гнусной злобой.

— Слушай меня, ты, здоровенная, жирная, страхолюдная стерва, — сказала она. — Клянусь убийствами, что ты совершила, абортами, что ты устраивала, и омерзительными усиками на твоем лице, что если ты еще хоть раз задашь мне вопрос, я велю повесить и анатомировать тебя в течение недели. Ты меня поняла?

Миссис Коллинз съежилась перед злом, горевшим в ее хозяйке, и больше ни единого слова не было сказано между ними на эту тему. Таким образом, миссис Коллинз так и не узнала всей правды, а именно, что после долгих месяцев нездоровых размышлений о мести эгоистичный, блестящий, ограниченный и хитрый ум леди Сары теперь опасно помутился.

Так что никакого толкового плана расправы над Флетчером не было — лишь неодолимое желание убить его любой ценой. И уж точно не было никакого плана, как кому-либо выйти сухим из воды.

16

Мы с Хиггинсом покинули «Эмиэбилити» на рассвете 10 августа, в понедельник. Капитан Марлоу снарядил баркас под парус под командованием первого помощника Лоуренса, и со свежим береговым бризом мы через пару часов были в Монтего-Бей, где сразу увидели, что назревают события. Во-первых, гавань была полна транспортов, включая огромный старый 64-пушечный корабль, переоборудованный для перевозки войск путем снятия батареи главной палубы, а также несколько торговых судов, некоторые из которых были приспособлены для погрузки лошадей.

Была там и пара шлюпов под флагами Королевского флота. Это меня напугало, но и вполовину не так сильно, как Лоуренса и его людей, которые до смерти боялись попасть под вербовку, и мне стоило немалых трудов уговорить их причалить к берегу на время, достаточное, чтобы мы с Хиггинсом выбрались. А затем они налегли на весла, как одержимые, чтобы снова уйти в море. И были совершенно правы, ибо один из флотских шлюпов послал за ними в погоню лодку, но те опоздали, и баркас вышел из гавани и взял курс на Морганс-Бей.

И вот мы с Хиггинсом побрели по жаркому пляжу в город. Это было уже не то место, которое мы покинули: оно лопалось от солдат — 83-й пехотный, 62-й пехотный и сильный отряд регулярной кавалерии, редчайшая диковинка в колониальных войнах и знак того, как высоко ценило правительство метрополии ямайский сахар. Милиция тоже была на ногах, и город больше походил на плац Конной гвардии, чем на Монтего-Бей. Они даже возвели форт в центре города, и сам лорд Балкаррес (не кто иной) прибыл во всем своем величии из Спэниш-Тауна, чтобы принять командование.

Все это было сделано для противодействия угрозе со стороны маронов Трелони-Тауна, которая, казалось, никуда не делась, а наоборот, вернулась с новой силой. Я послал Хиггинса в «Ли и Босуэлл», чтобы сообщить, что мы вернулись, а сам пошел к Сэмми, чтобы узнать от него новости. Но, по словам соседей, он уехал вглубь острова к семье своей жены. Похоже, она ждала ребенка, и Сэмми решил не рисковать. Он думал, что там им будет безопаснее, если дело дойдет до боев.

И вот я побрел обратно в «Ли и Босуэлл», жалея себя за то, что рядом нет Сэмми Боуна, с которым можно было бы поделиться приключениями. В лавке мои люди сообщили мне (с большой радостью и удовлетворением), что маронов наконец-то искоренит добрый лорд Балкаррес со своими солдатами, и что им дали срок до тринадцатого, чтобы сдаться на его милость, чего, как надеялся весь Монтего-Бей, они не сделают, ибо это испортит все веселье (Видите? Что я вам говорил? Когда грязную работу должны делать две тысячи солдат в красных мундирах, всем остальным не терпится подраться). Они также рассказали мне, что старый майор Джон Джеймс сидит в тюрьме в Спэниш-Тауне по обвинению в нападении на лорда Балкарреса: он, напившись до невменяемости, набросился на губернатора у здания парламента. Это была плохая новость, без сомнения, ибо я восхищался этим пылким старым воякой, пусть он и был занудой со своей борьбой на руках.

Наконец, я припоминаю, что они пытались сказать что-то о