Моя Индия. Наука джунглей. Храмовый тигр - Джим Корбетт

восьми часов, причем в любую минуту могла наступить смерть. Затем этот мужественный человек впал в состояние прострации, пульс почти пропал, а дыхание стало прерывистым. С полуночи и почти до четырех часов утра Чамари продолжал оставаться в таком состоянии. Я знал, что мой друг не поправится. В течение всех этих долгих часов ухаживавшие вместе со мной за больным люди молча сидели на земле или стояли вокруг Чамари. Внезапно он привстал и взволнованным, но совершенно естественным голосом сказал: «Махараджа, махараджа. Где вы?» Я стоял у изголовья кровати, и, когда нагнувшись положил руку ему на плечо, он схватил ее обеими руками и промолвил: «Махараджа, Парамешвар зовет меня, и я должен идти». Затем, сложив руки вместе и склонив голову, он сказал: «Парамешвар, я иду». Когда я опустил его на кровать, он был уже мертв.

Около сотни людей всех каст присутствовали при кончине Чамари и слышали его последние слова. Среди них был незнакомец с сандаловым знаком на лбу, говорящим о его принадлежности к касте браминов. Когда я опустил на кровать исхудавшее тело, незнакомец спросил, кто это. Узнав, что это был Чамари, он сказал: «Я нашел того, кого долго искал. Я жрец большого храма Вишну в Каши[58]. Мой господин, главный жрец, узнав о добрых делах этого человека, послал меня разыскать его и привести в храм с тем, чтобы увидеть его. Теперь я вернусь к своему господину и сообщу, что Чамари умер. Я повторю ему слова, сказанные Чамари». Затем, положив сверток, который он держал в руках, на землю и сняв сандалии, этот жрец-брамин приблизился к ногам покойного и выразил почтение умершему из касты «неприкасаемых».

Никогда не увидит Мокамех-Гхат похорон, подобных похоронам Чамари. Все жители — богатые и бедные, индусы, и среди них брамины и «неприкасаемые», мусульмане и христиане — пришли, чтобы отдать последний долг человеку, который прибыл сюда, придавленный своим низким происхождением. Тогда у него не было друзей. Ушел он от нас уважаемый всеми и любимый многими.

С точки зрения нашей христианской веры, Чамари был язычником. Он принадлежал к самому низшему слою «неприкасаемых» Индии, но если после смерти мне отведут то же место, что занял он, я буду доволен.

Жизнь в Мокамех-Гхате

Мы в Мокамех-Гхате не только трудились и спали. С самого начала работа требовала напряжения всех наших сил. Так было и в дальнейшем, но со временем наши руки огрубели, мышцы спины окрепли и мы привыкли к такому образу жизни.

Поскольку мы старались облегчить условия работы людей, зависевших от нас, мы трудились дружно, грузы шли бесперебойно, и у нас еще оставалось немного времени для развлечений. Ликвидировав большой завал грузов в Мокамех-Гхате и наладив нормальное движение, мы завоевали всеобщее уважение, что порождало в нас законную гордость и стремление сохранить его. Поэтому, если кто-либо из-за своих личных дел не выходил на работу, товарищи охотно выполняли его норму.

Когда у меня высвободилось немного времени и завелось несколько рупий в кармане, я организовал школу для сыновей моих рабочих и низкооплачиваемого персонала железной дороги. Эта идея зародилась в голове у Рам Сарана, который был страстным поборником просвещения, вероятно, потому, что в прошлом сам был лишен возможности учиться. Мы сняли хижину, пригласили учителя, и школа, известная впоследствии под названием школы Рам Сарана, открылась, приняв 20 мальчиков. Первое препятствие, на которое мы натолкнулись, состояло в кастовых предрассудках, но наш учитель в скором времени сумел обойти их, убрав стены хижины. Дело в том, что мальчики из высшей и низшей каст не могут сидеть в одном помещении, но им не возбраняется находиться под общим навесом. Благодаря стараниям Рам Сарана и его неослабевающему интересу школа с самого начала пользовалась огромным успехом. После того как были выстроены подходящие здания, приглашено семь новых учителей и численность учеников возросла до 200 человек, правительство взяло на себя финансирование школы. Она была возведена в ранг средней школы, а Рам Сарану, к радости всех его друзей, был присвоен титул рай сахиба.

Том Келли, коллега Рам Сарана, — начальник станции на ширококолейной железной дороге, — был страстным спортсменом, и мы с ним организовали спортивный клуб. Мы расчистили участок земли, разметили поле для игры в футбол и травяной хоккей, поставили столбы для ворот, купили футбольный мяч, хоккейные клюшки, и каждый начал тренировать свою футбольную и хоккейную команды. Тренировки по футболу проходили сравнительно легко, чего нельзя сказать о хоккее. У нас не было достаточно средств, чтобы купить настоящие хоккейные клюшки, и мы приобрели так называемые клюшки «Хальса»[59]. Их изготовляли в Пенджабе из терновника или особой породы низкорослого дуба, сгибая корень дерева под соответствующим углом. Вначале очень многие получали травмы, поскольку девяносто восемь процентов членов команды играли босиком, клюшки были тяжелы и не отполированы, а шайба была деревянной. Когда наши команды освоили основные правила обеих игр, т. е. узнали, в каком направлении следует гнать мяч, мы начали устраивать матчи между командами двух дорог. Эти игры доставляли одинаковое удовольствие и зрителям и игрокам. Келли был толстяком, хотя и не признавал этого, и всегда стоял в воротах своей или нашей объединенной команды, когда мы играли с командами других станций. Я же был худым и легким и играл центрального нападающего. Я очень смущался, когда, случайно наткнувшись на чью-либо ногу или хоккейную клюшку, оказывался на земле, потому что все игроки, за исключением Келли, бросив игру, подбегали ко мне, поднимали меня и помогали отряхивать одежду. Однажды, когда я был объектом такого внимания, игрок из другой команды провел мяч через все поле и забил бы гол, если бы зрители не отобрали мяч и не задержали его самого.

Вскоре после того как мы основали спортивный клуб, Бенгальская и Северо-Западная железная дорога построила для клуба дом и соорудила теннисный корт для четырех европейцев из числа администрации железной дороги. Келли избрали почетным членом клуба, и он оказался весьма полезен, поскольку хорошо играл на бильярде и в теннис. В теннис мы могли играть не более двух-трех раз в месяц. Но по окончании дневной работы мы часто встречались за бильярдом и провели много приятных вечеров.

Товарные склады и подъездные пути в Мокамех-Гхате протянулись более чем на полторы мили, и администрация железной дороги, желая избавить Келли от излишней ходьбы, предоставила ему дрезину и четырех человек для ее обслуживания. Дрезина доставляла нам много