Золотые погоны империи - Валерий Геннадьевич Климов

гренадерский состав, большей частью состоявший из мобилизованных граждан и пленных красноармейцев, на первый взгляд, не внушал доверия, так как многие из новоявленных гренадеров, действительно, больше симпатизировали красным, чем нам, но и среди них были не только лояльные солдаты, но и убеждённые противники большевиков.

В общем, нужно сознаться, что идти в первый бой «со многими неизвестными» было довольно жутко, но я возлагал большие надежды на то, что уже после первого боя всё ненужное и вредное отсеется, а полезное – останется.

В принципе, так оно, впоследствии, и случилось.

Что касается вооружения, то нужно отметить, что новоявленное чудо Гражданской войны – пулемёт «Максим» на тачанке – имелось и у нас. Их в нашем полку было целых шесть, и с этой стороны, как нам казалось, мы были обеспечены полностью.

Обмундирование у офицеров и солдат было пёстрое – добровольческое. Особенно курьёзным оно выглядело на одном из молодых прапорщиков, который был в штатских ситцевых брюках в полоску с обмотками и в онучах, так как незадолго перед этим, когда он был ещё в своей предыдущей части, его личные вещи, вместе со всем обозом их подразделения, после какого-то неудачного боя, достались красным.

Купить же новое обмундирование, в то непростое время, не представлялось никакой возможности по скудности офицерского жалования.

Но особенно долго размышлять о данных проблемах нам не пришлось.

Перед дивизией была поставлена задача: дойти до Камышина и занять, там, указанный на месте участок обороны.

Глава 3. До Камышина и обратно

Двадцать шестого июля одна тысяча девятьсот девятнадцатого года в четыре часа дня мы выступили по Саратовскому тракту из Царицына в направлении на город Камышин, который, в то время, уже был занят нашими частями.

Первая ночёвка была у деревни Орловка, которая месяц спустя сделалась центром кровавых боёв за обладание Царицыным.

В следующие дни, идя вдоль Волги, мы прошли по очереди ещё несколько населённых пунктов: Ерзовку, Пичугу, Дубовку, Песковатку, Водяное, Пролейку и Балаклею.

И, как это не странно, местное население встречало нас, там, крайне настороженно.

Наконец, шестого августа мы пришли в Камышин, где нас встретил начальник нашей дивизии генерал Писарев, к слову, впоследствии, занимавший различные крупные посты в Вооружённых Силах Юга России.

В Камышине к нашему полку были присоединены две роты «астраханцев» вместе с их командой разведчиков, что сразу увеличило нашу общую численность ровно вдвое.

Эти две роты представляли собой остатки Астраханского полка, незадолго перед нашим приходом геройски погибшего на левом берегу Волги.

«Астраханцы», к их чести, целиком сохранили свою организацию и влились в наш полк в качестве его пятой и шестой роты.

Как потом выяснилось, все они были добровольцами, дравшимися с красными не за страх, a – за совесть. И, вот, этот-то факт действительно увеличивал нашу боеспособность не только по численности личного состава, но и по наличию у него реального боевого опыта.

В Камышине мы не задержались и ранним утром следующего дня, не выспавшись, вышли из города по направлению к Мариенфильду – одному из населённых пунктов Поволжья, основанных и заселённых немецкими колонистами.

В тот день мы получили первую боевую задачу для нашего 2-го Сводно-гренадерского полка: сдержать наступление красных на окраине деревни Барановки и не позволить им переправиться через протекающую, там же, реку Иловля.

При этом, нашему единственному батальону давался фронт в четыре версты, что, по факту, являлось для нас чрезвычайно большим расстоянием.

Когда все роты разошлись по вверенным им участкам, я быстро расставил своих «тифлисцев» по выбранным мной позициям и дал команду взводным незамедлительно навести пулемёты в сторону противника.

Всё это время впереди нас шёл сильный бой.

С моего наблюдательного пункта можно было отчётливо видеть в бинокль целые лавы нашей постоянно перемещающейся конницы, которая: то стремительно отступала назад, то столь же резво переходила в активное наступление.

Со всех сторон громыхали полевые орудия, но мне, со своего места, не были видны позиции ни наших, ни вражеских батарей.

Вскоре справа от нас выкатился какой-то доморощенный бронепоезд, который, с ходу, принялся стрелять куда-то вдаль. Судя по тому, что он появился с нашей стороны, а огонь открыл по позициям противника, стало понятно, что этот бронированный поезд – из состава Кавказской армии.

С его появлением и так ожесточённое сражение разгорелось ещё больше.

Однако, с приближением вечера бой стал понемногу затихать, и лишь время от времени резкий звук орудийного выстрела прорезал тёплый летний воздух, а его световая вспышка молнией освещала тёмные силуэты близ растущих деревьев.

Это долго никак не мог уняться наш бронепоезд, но, вскоре, притих и он.

Наступила ночь…

На утро боевые действия возобновились. Всё чаще, с обеих сторон, стала бить артиллерия, и вскоре множащиеся в геометрической прогрессии дымки от шрапнели перестали успевать расходиться над несущимися лавами нашей конницы.

Сложилось чёткое впечатление, что бой понемногу стал приближаться к нашим позициям.

И, действительно, после полудня, к незатихающей орудийной канонаде присоединилась громкая трескотня нескольких пулемётов, отчего лавы нашей конницы дрогнули и, всё более и более ускоряясь, начали потихоньку поддаваться назад.

В тот же момент, на поле боя выехал пушечный броневик красных и, открыв стрельбу по нашим конникам, окончательно склонил чашу весов сражения на свою сторону.

Наша кавалерия, не выдержав его огня, бросилась отступать, причём так стремительно, что, проскакав без остановки добрые две версты и поравнявшись с нами, кавалеристы не смогли сдержать своих коней и вихрем пронеслись мимо нас.

И тут же, вслед за ними, загромыхали на ухабах поспешно проезжающие возле наших позиций орудия отступающего конно-артиллерийского дивизиона.

Мы, конечно, не могли остаться безучастными к происходящей катастрофе и предприняли некоторые действия к остановке панического бегства нашей конницы от преследовавшего её броневика, но, к сожалению, эти меры оказались абсолютно безрезультатными.

Положение стало критическим. На миг показалось даже, что нам не избежать поражения…

Но, тут, неожиданно для всех, командиру конно-артиллерийского дивизиона генералу Щёголеву удалось-таки остановить один орудийный расчёт из своего спасающегося бегством подразделения и, открыв прямой наводкой огонь из развёрнутого им лично орудия по стремительно приближавшемуся к нам броневику, заставить его немедленно ретироваться.

Паника сразу улеглась, и ранее отступившие кавалерийские части стали постепенно возвращаться обратно.

Следствием произошедшего конфуза стало то, что почти всю последующую ночь к нам беспрерывно подъезжали отдельные конники и, тихонько спросив у нас про наличие красных в расположенной перед нами балке, со страдальческим выражением лица поясняли: «Там все наши обозные повозки застряли».

Увы… к этому времени, все их обозы были