730 дней - ИЛЁС АЗИЗОВ

Трап, в хвостовой части воздушного лайнера ИЛ-76, предназначенный для погрузки и разгрузки военной техники, спущен. Только после того, как дошли до него, и никакого приказа не было, все разом остановились, и, начиная с правой шеренги, бегом, поднимались на борт самолета и размещались. Посмотрите на майора, какой же он проворный! Вот так вот, за полдня, сумел воспитать тех «высокомерных» десантников, которые со времен пребывания в афган, не ходили строевым шагом!

Засели на втором этаже салона. Поднялся трап, «хвост» закрылся. Заревели мощные моторы. В данное время, недавнее приподнятое настроение не вмещавшееся в наши сердца, между тем куда-то подевалось, отступило, свое место освободило для беспокойства.

Данная обеспокоенность была понятной. Скорее всего это было связано с тем, что, что чуть раньше, на первый этаж салона, были погружены гробы, и в наших глазах стояли облики павших в бою сверстников, а также, мы были наслышаны о том, как сбивались самолеты, летевшие с дембелями. У нас не было веры в то, что такая обеспокоенность скоро покинет нас. К тому же, никому из нас не выдали парашютов, потому что в такой ситуации, не дай Бог, если все пойдет не так, парашюты были бы абсолютно бесполезны.

Тяжело поднявшийся летательный аппарат, совершая маневр короткими кругами, начал набирать высоту. Сердце мое обливалось кровью. Тем не менее, я осмелился посматривать в иллюминатор: самолет, разбрасывал по бокам огонь, и мы устремлялись вверх. Внизу стоял Кабул, бледневший от многолетней войны. По мере набора высоты нас ничто не утешало: ни пейзаж за горами на рубеже города, ни разрозненные укромные постройки, находящиеся внизу, ни даже видневшаяся серебренная полоса воды реки Кабул. Было ощущение какого-то страха, будто за теми разрозненными, укромными постройками, за рощей, что на побережье красивой реки, или же оттуда, откуда не ожидали, нас поджидает «душман», на плече которого «Стингер». Мне кажется, ни один из дембелей, которые были со мной, не смогут сказать, что у них такого страха не было.

После нескольких тяжелых круговых подъемов, кажется, мы поднялись на безопасную высоту, так как самолет, «выкинув в сторону» повороты, начал ровно лететь в сторону севера. А наше настроение все еще унылое. Теперь дальше – граница. До Амударьи нам предстояло лететь больше часа. Мы до сих пор в афганском небе! В такой момент, мне кажется, что даже те, кто забыл своего бога (Аллаха) не раз вспоминал о Нём. Воистину, хвала Ему!

Я сел возле кабины пилотов. Когда вышел один из пилотов-помощников, он громко крикнул прямо мне в ухо:

–Передай дальше, через пять минут пересекаем границу!

Радостное известие мигом разошлось по всему салону самолета, но даже при этом, ни у кого на лице не было видно признаков веселья, так как еще оставалось целых пять минут! По истечению определенного времени прозвенел сигнал, оповещающий о том, что настало время прыжка вниз парашютистам! «Дуууд, дуууд, дуууд…».

Страшный Афган остался позади! Мы в небе Узбекистана, где не слышно ни грохотов снарядов, ни звуков пуль!

После этого никто не мог сдержаться. Кто смеялся, кто плакал… Да-да, поверьте уж, десантники тоже плачут… Ах, если бы этими самыми слезами было возможным отмыть то горе, которое невозможно забыть до самой смерти – естественной смерти!

К сходу на землю Родины – матушки каждый начал готовиться по-своему. Кто до блеска чистил сапоги, кто поправлял форму, приглаживал волосы, а еще кто-то рылся в своем чемодане. Все были заняты чем-нибудь. Даже нашлись те, кто щеголял французскими духами. Не трудно догадаться, насколько тяжелы противоречия между миром и войной, когда сравниваешь наше настроение во время пресечения границы и нынешние наши хлопоты.

Самолет мало по малу начал снижаться, без всяких круговоротов, легонько сел в Ташкенте. Сошли. Привет, Родная земля, Родина моя, мой Узбекистан! Прими меня, я вернулся, если умру в твоих объятиях, то нет у меня неудовлетворенных желаний!

Мать…

Когда я находился в Афганистане, переписывался с матушкой Мухаррам, у которой до военной службы, во время учебы, снимал квартиру. Она в самом деле заботилась обо мне как родная мать. В каждом своем письме она писала: «По возвращению обязательно зайди ко мне, я буду ждать тебя, сыночек…». Когда я спустился с трапа самолета, почувствовав себя вольным человеком, то поспешил к милосердной матушке, к которой очень привык и называл ее «мама». Рядом со мной Носир и его односельчанин. Он постоянно заливал мне в ухо: «Вот когда приедем в Ташкент, ты мне за дня три или четыре проведешь экскурс и покажешь город». Сошли с автобуса на большую трассу, идем по дороге, проходящей через махали Шахристан.

Три десантника. Каждый шаг придавал нам то ощущение, от которого, в нашем представлении, мы будто летали в небесах. Никакого шума, кроме гула автомобилей, проходящих мимо нас на большой скорости. Не стоит даже вспоминать о взрыве снарядов, об автоматной очереди. Не слышно звука хотя бы одной пули. Люди идут и не опасаются, что на следующем повороте кто-то сейчас поджидает и выстрелит. Теперь мы, бывшие бойцы, могли ли ходить по улицам этого края (пусть Аллах бережет ее от сглаза!), с другими ощущениями!?

На каждом шагу можно было встретить возвращавшихся домой «дембелей», проходивших срочную военную службу в разных уголках Советского Союза. Среди них легко можно было различить тех, кто прошел через мясорубку жизни и смерти в так называемых «горячих точках», которые были в центре внимания общественности. О том, что, уклоняясь от требований основополагающих правил, одетые в форму десантники пребывают только и лишь только из Афганистана, знали доподлинно все, от молодежи до старейшин.

Вышедшие из дома четыре женщины и перейдя на другую сторону дороги чтобы посплетничать, увидев нас, запыхаясь, побежали и поспешили навстречу нам. Они обнимали нас, как своих сыновей, неустанно повторяли: «Сыночки мои, о мои дети, мы умереть готовы ради наших детей, возвращающихся из афгана…». Мы несколько мгновений стояли, как статуи, напротив МАТЕРЕЙ, не зная, как поступить нам дальше. Как мы догадались, они не выходили на улицу просто от безделья.

Матушки спустили нас с небес на землю. Теперь мы, «детвора», у которых сердца были затвердевшими от увиденного на войне, еле сдерживали себя, чтобы не зарыдать. Но мы были бессильны, чтобы спрятать свои слезы! Одна женщина крепко обнимала меня и её слезы тоски текли рекой, от чего