Город пробужденный - Богуслав Суйковский

в кузницу Седьяфона. Но ковать будут не для него, а для города. Этим займется Гискон, лучший оружейник в городе. Нужны машины взамен отданных Риму. Этим займутся Мальк, плотник, и Антарикос, геронт. Нужно золото. Жертвы приносите в храм Танит, покровительницы города. Великая жрица, пречистая Лабиту, отдает сокровищницу храма городу. Налогами будут обложены также все богатства.

— Нужен флот! — крикнул прямо перед трибуной какой-то огромный, еще молодой, темно загорелый мужчина. — Позвольте мне его организовать!

— Кто ты?

— Эонос, моряк. Я плавал на всех морях, строил пентеры на Крите, триремы в Египте, поворотливые биремы на Балеарах.

Жрец решил в одно мгновение:

— Хорошо. Итак, флот строит Эонос! Народ Карт Хадашта, разойдись теперь, готовься, приноси жертвы богам и веруй! Вот время испытания, после которого вернется блеск и величие города!

Заговорил еще Герастарт, командир фаланги, получив быстрое согласие Гасдрубала.

— В лучший момент вы решились на битву, люди! Боги вас вразумили! Ибо Рим лишь пугает, прикрывая свою слабость грозным видом! Вы ведь знаете, что уже много лет Рим ведет войну в Иберии и не может ее закончить, воюет в Македонии, воюет с пиратами! У него нет ни запасных войск, ни запасного флота! Сейчас — единственный момент, чтобы одолеть Рим!

Когда возбужденные, радостные толпы начали расходиться по улицам, Гасдрубал двинулся в сторону дворца суффетов, забрав с собой всех бывших геронтов и людей, которым были поручены какие-либо задания. Он шел хмурый, не отвечая на радостные крики, доносившиеся из окон и с тротуаров. Мимолетное возбуждение и радостная уверенность в успехе оставили его, возвращаясь новой волной тревог и опасений.

25

Последним из добровольцев к Кадмосу явился Гидденем. Он был пьян, в грязной хламиде, босой. Он заступил дорогу Кадмосу, когда тот, смертельно уставший, выходил из казарм бывшей гвардии с одной лишь мыслью — отыскать Керизу, поздороваться с ней и отдохнуть. Человека, остановившего его, он видел смутно, но когда глаза привыкли к темноте, разглядел странное выражение его лица.

— Ты тот Кадмос, что должен организовывать войско? — спросил Гидденем с какой-то отчаянной решимостью, так что вышло это почти дерзко.

— Я, — коротко ответил тот. — Чего ты хочешь?

— О, ничего такого, ничего такого. Видишь ли, я пил целый день…

— Вижу.

— Ну, это нетрудно. Сандалии у меня украли, когда я у старой Атии проспался под столом. Но это ничего. Там-то я и набрался смелости. Потому что раз девки меня не боялись, то и ты не будешь.

— А чего им было бояться? У тебя проказа?

— Нет! Что там проказа! Есть вещи и похуже! Гнев богов, понимаешь?

— Ага. Что же ты натворил? Убийца?

Гидденем начал смеяться, слегка покачиваясь на ногах.

— Убийца? Хотел бы я! О, я бы спал спокойно, если бы только это!

— Мне это безразлично! Чего ты хочешь от меня?

— Ну, в войско…

— Почему ты не пришел, когда все записывались? До сумерек?

— Потому что ты велел явиться в казармы клинабаров. А я туда не пойду! Чтобы ты знал! Не пойду! Я сотник у клинабаров. Вернее, был. Потому что я бежал. И с тех пор пил. У меня больше ничего нет.

Кадмос все еще чувствовал себя рыбаком и фактом дезертирства не слишком обеспокоился, поэтому ответил спокойно:

— Если хочешь вернуться, можешь. Клинабаров больше не будет. Никаких там гвардий, привилегированных отрядов. Теперь нам нужен каждый, кто только знает службу. Явись завтра.

— Но не сюда.

— Как хочешь. Можешь в службу при стенах. В бывших слоновьих конюшнях будут казармы.

— Меч с поясом я тоже пропил.

— Это хуже, но это тебе простится, если отработаешь.

Гидденем приблизил свое лицо к лицу Кадмоса и настойчиво спросил:

— Ты правда меня не боишься? Примешь?

— А чего мне бояться? Пьяного не видел, что ли?

— Но ты не видел… святотатца. Ага, отступаешь. Ха, все-таки люди боятся! Меня, Гидденема, люди боятся! А я, — он понизил голос и нервно огляделся, — а я боюсь ночи. И тишины. И одиночества. Потому что ты не знаешь, как это страшно, когда что-то таится, что-то идет за тобой, что-то тебя будит, и ты только ждешь, пока что-то… Ох, я больше не могу! Война будет? Скажи! Будет? Я брошусь в бой и погибну! И наконец-то обрету покой!

— Сейчас тебе нужно выспаться.

— Где? Везде меня настигнет мощь богини! Везде она меня увидит!

— Богини? Что же ты такого натворил?

Гидденем внезапно протрезвел и отступил на шаг. Он больше не качался.

— О, неважно, неважно! Так, привиделось. Так ты меня примешь? Увидишь, как я тебе вышколю отряд. Могу на римский манер, могу на греческий. Завтра прийти? Ну, а сегодня что? Я не могу оставаться один. Да еще в темноте. Это пройдет, это должно пройти, но сейчас я не могу!

Кадмос раздумывал недолго. К этому пьянице он почему-то почувствовал внезапную симпатию, он ему верил. Признаки такого страха были ему знакомы. Сколько раз смелые моряки вдруг начинали бояться Мелькарта. Этот же боится Танит. Странно, ведь это добрая богиня, покровительница любви, но, видно, бывает и так. Что ж, пройдет, когда займется службой. Сотник! Нужны такие, ох как нужны! Что с ним делать? Клинабары разбежались, а тех, кто остался, уже забрали Баалханно и Герастарт, будут обучать добровольцев. Этот дезертир, верно, не захочет служить с бывшими товарищами.

Он спешил к Керизе, хотел как можно скорее оказаться рядом с любимой и отдохнуть, поэтому решил не раздумывая:

— Пойдем со мной. Переночуешь в мастерской Макасса вместе с его рабом. Не будешь один. И поесть тебе дадут. Пойдем.

— С рабом? Я, сотник? Ты что? Хотя… может, и хорошо советуешь. На раба боги не смотрят, так, может, и меня не заметят. Знаешь, в лупанарии старой Атии я был в безопасности. Я чувствовал, что богиня меня там не видит, наверное, на такие заведения она не смотрит. Осквернила бы свой взор. Лишь когда я вышел, почувствовал, что она снова меня видит. Все время видит! И гневается! А я что? Я, в сущности, не виноват. Нет! Но случилось, и теперь… Да. С рабом, говоришь? Хорошо, я не буду бояться. Да, да, там она меня тоже не заметит. Идем!

Кадмос отвел Гидденема в каменотесную мастерскую, находившуюся в глубине двора, отдал распоряжение рабу, вечно улыбающемуся