Цветочная сеть - Лиза Си

извиваются по склонам холмов, на которых жмутся друг к другу дома в классическом испанском стиле, соседствующие с новостройками. Большинство местных — старожилы, которые успели вырастить здесь детей. Здесь немало китайцев, так как Силверлейк — один из первых кварталов в Южной Калифорнии, где впервые за пределами Чайна-тауна после Второй мировой войны разрешили селиться иммигрантам. Этот район напоминает о китайском искусстве фэн-шуй: ветер здесь шелестит листьями бамбука и хурмы, которые хуацяо посадили как напоминание о доме, а под окнами домов сверкает гладь озера.

Как только Дэвид припарковался, Хулань принялась разбирать утренние покупки. Вытащив банку сахарного печенья, она заметила:

— Невежливо приходить без подарка.

Они спустились по короткому лестничному пролету и ударили тяжелым кованым молотком по потемневшей двери. Ответа не было. Дэвид постучал еще раз, и они снова подождали.

Наконец дверь открылась. На пороге стоял сгорбленный старичок. Это был Сэмми Гуан, старший брат Гуан Минъюня. Дэвид и Хулань представились и вручили ему коробку печенья. Хозяин дома, шаркая, вернулся в гостиную и жестом предложил гостям сесть на диван, затем спросил, хотят ли они чаю, и, когда они кивнули, на китайском отдал кому-то на кухне распоряжение. Было тяжело наблюдать за скованными движениям старика, когда тот с трудом устраивался на деревянном стуле с прямой спинкой.

Пока Сэмми Гуан усаживался, Дэвид и Хулань успели осмотреться. Скромный дом не радовал ухоженностью. Гостиную, похоже, ремонтировали в первый и последний раз, когда хозяева только въехали. Низкий диван был обтянут уродливой, но практичной тканью, которой тем не менее не удалось продержаться пятьдесят лет. Камин украшала облицовочная плитка в приглушенных тонах, столь распространенная в 1920-х годах, но это была единственная уступка оригинальной архитектуре дома. На полках стояло несколько образчиков китайского «антиквариата» — ничего особенного, просто старые вещицы. На полу перед панорамным окном размещались корзины с азалиями и кумкват в горшке, украшенный красной лентой в преддверии празднования китайского Нового года. На каминной полке, на почетном месте, расположились выпускные фотографии девяти, если Хулань правильно посчитала, сыновей Сэмми Гуана.

Старик прищурился:

— Хотите спросить про Четвертого? — Акценту него был чудовищный. — Четвертый в Китае. А я Первый. Два брата уже много лет мертвы — один жил в Америке, другой в Китае. Пятый живет там. — Сэмми поднял руку, искореженную артритом, и указал на противоположный берег озера. — Хотите и с ним поговорить?

— Да, ваш брат в Китае назвал и его имя.

— Я могу позвонить ему и попросить прийти.

— Если это не слишком сложно.

Сэмми медленно поднялся со стула и подошел к старому телефону с вертушкой. Он наклонился, пытаясь разобрать цифры. Ему потребовалось три попытки, чтобы набрать номер. Наконец он повесил трубку и обернулся.

— Женщина! — крикнул он по-китайски. — Неси уже чай! Сколько можно копаться?!

Затем он снова пересек гостиную, а из кухни выплыла пожилая женщина с похожим на сморщенный грецкий орех личиком. В вытянутых руках она держала поднос с чайником, чашками и блюдцем с арбузными семечками. Сгорбившись, старуха молча семенила к тому месту, где сидели Дэвид и Хулань.

— Миссис Гуан? — осторожно поздоровалась Хулань.

Сэмми грубо откашлялся и сказал:

— Она не говорит по-английски. Приехала сюда шестьдесят лет назад. Никогда не изучала английский.

Хулань перешла на китайский, представившись и поблагодарив хозяйку за чай.

Когда они услышали стук, Дэвид вскочил, чтобы Сэмми не пришлось снова тащиться через всю комнату. Он открыл дверь энергичному мужчине лет шестидесяти пяти. Гарри Гуан, Пятый, оказался довольно разговорчивым. Он уже был на пенсии, как и его брат. Гарри пояснил, что Первый и Второй покинули Китай в 1926 году, когда им было по восемнадцать и двадцать лет соответственно.

— Это было трудное время для приезда сюда. Вы слышали про Акт об исключении[58]? Ни один китаец не должен был просочиться в США, но два моих старших брата приехали как «бумажные сыновья»[59]. К счастью для них, они купили бумаги на фамилию Гуан. В противном случае мы могли бы стать Лю или Го. Мои братья работали очень усердно, просто очень. Они думали, что приедут сюда и разбогатеют. А в итоге работали на полях и на фабрике. Наступила Депрессия, и стало совсем плохо. Они жили в доме для одиноких мужчин. Второй заболел воспалением легких и умер. В те дни денег на доктора не было. А Первому не на что было вернуться домой.

— Я остался тут один-одинешенек, — добавил Сэмми. — Думаете, легко так жить — ни семьи, ни жены, ни детей? Я пошел к писарю в китайском квартале и отправил письмо в Китай: «Пришлите Третьего!» Через четыре месяца пришел ответ. Я отдал конверт тому же писарю, чтобы он прочитал. Я ему заплатил, а он мне заявил, что Третий мертв. И папа тоже. Я был в ужасе! Зато узнал, что у мамы родилось еще двое детей. Я даже не видел этих мальчиков.

Гарри подхватил:

— Японцы пришли в нашу деревню, сожгли дом, убили мать. К тому времени Четвертому исполнилось двенадцать, а мне шесть. Это был тысяча девятьсот тридцать восьмой год. Четвертый одолжил денег у соседей, совсем немного, и мы отправились в путь. Шли и шли, пока не добрались до моря. Я плакал, но Четвертый сурово посмотрел на меня и сказал: «Ты поедешь к старшему брату». Он посадил меня в лодку. Знаете, я плакал все время. И наконец оказался на острове Ангелов[60], совсем один. Мне было всего шесть лет! Когда я вышел, меня ждал Первый. Он привез меня в Лос-Анджелес. Брат отправил меня в американскую начальную школу, а сам продолжал работать. Вот почему английский у меня довольно хороший, а у него… — Гарри пожал плечами. — Остальное, как говорится, история.

— А что случилось с Минъюнем? Четвертым? — спросила Хулань.

— Мы думали, он умер, — ответил Сэмми. — Китай воевал с японцами. Мы здесь работали вместе с другими китайцами в Чайна-тауне, пытаясь собрать деньги. Америка вступила в войну. Я был слишком стар, чтобы сражаться, но не слишком стар, чтобы работать на фабрике. Моя первая настоящая американская работа. — Сэмми улыбнулся. — После войны мы с Пятым получили гражданство. Я купил этот дом, Пятый поступил в колледж, учился на инженера.

— Когда пал «бамбуковый