Битва за Адриатику. Адмирал Сенявин против Наполеона - Владимир Виленович Шигин

Разумеется, что спасение какого-то торгового брига не весть какой значительный эпизод истории, однако, право, нам есть чем гордиться перед теми же американцами, а им есть, за что быть благодарными российским морякам!

В Калиари в то время пребывал, изгнанный из Неаполя король Фердинанд. Едва «Венус» вошел в гавань и спустил паруса, король пожелал увидеть российских офицеров. Во время встречи на груди короля сиял орден Андрея Первозванного, дарованный ему еще императором Павлом Первым. Выслушав Развозова, Эмануил тут же распорядился отгрузить для адмирала Сенявина 500 пудов лучшего пороха. Однако предупредил, что не желает осложнений с французами, а потому может перевозить порох только малыми партиями и тайно по ночам. Делать нечего, пришлось соглашаться и на это, таким образом потайные ночные перевозки растянулись больше чем на неделю. Кроме пороха попутно закупили свинец для пуль и бумагу для патронов.

* * *

Любое плавание – это, прежде всего, утомительная своим однообразием череда вахт. Что бы ни случилось, но неизменно каждые четыре часа с последним ударом склянок следует смена ходовых вахт. Вот колокол отбил шесть склянок. Это значит, что до полудня остался один час и настало время снимать пробу с обеда.

– Пробу подать! – командует вахтенный мичман Броневский.

С камбуза появляется кок с подносом в руке. На подносе миска со щами, ложка и сухарь. Кок степенно приближается к старшему офицеру:

– Прошу, ваше благородие, снять пробу!

Тот берет деревянную ложку, зачерпывает душистого варева. Пробует, долго жует, затем кивает головой:

– Добро! Выдачу разрешаю!

Кок столь же степенно удаляется. А на шканцах уже появляются боцман и боцманматы. Близится минута самого главного священнодействия. По кивку Броневского боцманматы становятся в круг и, страшно надувая щеки, выдувают в свои дудки самый главный флотский сигнал – «к вину». Мгновенно фрегат оживает, матросы сбегаются и быстро выстраиваются по вахтам.

Еще Петром Великим завещано, что российскому матросу каждый день положена законная чарка вина, ценою в три с половиной копейки. Разумеется, что вина давали разные, когда покрепче, а когда и послабее. А потому у матросов особой любовью пользовалось свое хлебное белое вино, в котором и крепость была и дух нашенский. Само же вино хлебное матросы именовали промеж себя по-простому и для краткости – водкой. Питье никогда не было простым дело – это был ритуал.

Вот два дюжих матроса выносят на шканцы источающую великий аромат начищенную до сияния медную ендову. Вот ее бережно ставят на брезент. Баталер (из грамотных) зачитывает по списку первую фамилию. Названный выходит и, обнажив голову, перекрестившись, принимает с великим почтением чарку, затем, стараясь не пролить ни капли, опрокидывает ее в себя. Отходя в сторону, кланяется всему честному народу и говорит прибауткой:

– Чарка не диво, пивали вино да пиво!

А то и просто вытирая рот своей просмоленной пятерней, подмигивает ждущим своей очереди:

– Ох, да и крепка сегодни, зар-ра-за!

Баталер отмечает свинцовым карандашом выпившего, чтобы, не дай бог, не смог затесаться в очередь еще раз, ибо этакие ухари имеются на каждом судне. Вот помечен чертой последний, а боцманматы уже свистят «к каше».

На палубе споро расстилают брезент. Артельщики несут с камбуза баки со щами и горячей солониной. Все чинно рассаживаются вокруг своих бачков. Артельщик режет солонину, чтобы каждому по равному куску, и бросает в бак, подливает уксус. Один из сидящих читает вслух молитву. Затем разбирают ложки и по очереди, начиная с артельщика, приступают к еде: в начале черпают жидкое, только после этого берут мясо. Обед дело серьезное, а потому едят молча, не отвлекаясь на глупые разговоры.

После обеда, если нет учений, лавировок и аврала, законный «адмиральский час», когда на судне все вымирает, кроме бодрствующей вахты. Затем подъем и снова нескончаемые корабельные дела.

Минуло еще несколько дней плавания, и, наконец, показались долгожданные белые вершины Далмации. Несмотря на крепкий ветер, лавируя под зарифленными марселями, «Венус» входил в Катторо.

Уже на входе в бухту Развозов приметил флагманский корабль и велел править прямо на него. Настоящий капитан не будет подходить к флагману стороной и с осторожностью, настоящий капитан будет править прямо на адмиральский корабль под всеми парусами, чтобы в самый последний момент лихо «обрезав корму», обрасопить паруса и замереть корпус в корпус. Таковое действо по праву считается большим мастерством и почитается на всех флотах мира особо!

Кажется, вся эскадра наблюдает сейчас за маневром капитана «Венуса». Развозов сдает свой экзамен, а потому отстранив в сторону вахтенного лейтенанта, командует маневром самолично.

– Право! Больше лево! – кричит он на штур. – Стоп! Держи так! Теперь лево! Еще лево! Так держать!

– Есть! Держим! – отвечают два дюжих рулевых, с трудом ворочая скрипучее колесо.

«Венус» по-прежнему несся вперед, целя своим бушпритом точно в борт «Твердого». Дистанция сокращалась стремительно.

– Пора спускаться? – обернулся старший офицер.

– Рано!

Еще сажень, еще, еще… Вот теперь пора!

– Право на борт! Одерживай!

Фрегат проносится под самой кормой «Твердого», едва не задевая ее.

– Есть, срезали! – радуются собравшиеся в отдалении на шканцах офицеры – Знай наших!

На кормовом балконе «Твердого» показывается фигура главнокомандующего:

– Здорово, ребята! – машет он рукой разбежавшимся по реям матросам.

– Здра-жла ваше-превосхо-дит-ство!

– С прибытием к родному порогу!

– Ур-ра-а-а!

– Паруса на гитовы! – командует Развозов. – Из бухты вон! Отдать якорь! Марсовые вниз! Катер к спуску!

Прибыл к Сенявину, доложился обо всех перипетиях плавания устно, отдал письменный отчет. К «Венусу» тем временем, уже подогнали баркасы со всей эскадры, начали сгружать в них порох и другие припасы, вызнавать последние новости.

Глава четырнадцатая. «Александр» против «Наполеона»

11 декабря 1806 года флагманский «Селафаил» под вице-адмиральским флагом покинул Катторскую бухту. За ним в кильватер потянулись остальные линкоры и фрегаты. Сенявин появился у острова Курцало внезапно для французов. «Вице-адмирал Сенявин предлагал французскому коменданту, дабы он, видя наши превосходные силы, в отвращение вреда городу и невинным жителям, сдал крепость; но он отказался с изъявлением упрямства в рассуждении сдачи…»

И тогда эскадра обрушила по тамошней крепостице шквал огня. Гарнизонные пытались было, поначалу, как-то отвечать, но были подавлены и раздавлены в какую-то четверть часа.

Спустили десант. Боевые колонны вели опытнейшие из опытнейших: полковники Буасель, Бобоедов и герой боев за Рагузу Велизарьев, уже в чине подполковничьем! Во главе десанта сам Сенявин. С ним, как всегда в трудное время, и митрополит Петр Негош, с ним и архимандрит Савва Маркович и эскадренный обер-иеромонах Стефан Вукотич. Все трое с пистолетами за кушаками и ятаганами в руках. Впереди прочих застрельщиками егеря и неутомимые черногорцы. «Каждая из колонн