9 дней в «Раю», или Тайна императорской броши - Рафаэль Тимошев

Дорога по-прежнему огибала вершину холма — то поднимаясь все выше, то выравниваясь на короткие промежутки, чтобы затем вновь свернуть за каменную стену вдоль уже достаточно крутого и опасного склона. А вскоре по его левому краю замелькали стволы могучих лип, за ними показалась широкая заснеженная долина, упиравшаяся в еще одну гору, у подножия которой, точно ягодки, краснели острыми крышами домики какой-то деревушки…

«Паккард» показался внезапно, как только дорога после очередного поворота выпрямилась и стала видна на целую версту. Впереди него катил красной точкой «Адлер», уносящий неизвестно куда его товарища, и от одной этой мысли нога поручика с остервенением давила педаль газа, выжимая из французского авто последние мощности. И когда, словно реабилитируясь за отказ заводиться, машина, нещадно ревя, стала приближаться к черному преследователю, когда мчавшийся впереди «Адлер» стал уже уходить за новый поворот, Росляков вдруг с ужасом разглядел высунувшуюся из «паккарда» руку, которая дважды дернулась, как при стрельбе…

Что было дальше, он уже понять не мог — оба мотора, один за другим, скрылись за склоном. Но когда и его «рено» обогнуло поворот, весь ужас происшедшего открылся ему: «паккард», метрах в ста от поворота, подкатывал, тормозя, к красному «Адлеру» — уткнувшемуся в ствол высокого дерева и дымившему клубами вырывающегося из-под расплющенного капота кипятка.

Словно пуля взорвала мозг Рослякова — он погиб!! Отчаяние сжало горло поручика. Не снижая скорости, мчал он теперь прямо на черный «паккард», из которого почти одновременно выскочили коренастый, в шоферской стеганке мужчина, и следом другой — коротконогий толстяк, без пальто и шапки. Росляков видел, как, вытягивая револьверы, они пробежали несколько шагов к дымящемуся мотору, внезапно остановились и, обернувшись, уставились на мчащийся на них сумасшедший автомобиль…

Остается семьдесят метров… пятьдесят… двадцать… Мерзавцы попятились назад, пытаясь укрыться за стволом ближайшей липы, но поздно… Коренастый, не выдержав, выстрелил, и в то же мгновение разъяренный мотор врезался в обоих и, увлекая, исчез через мгновение за кромкой крутого склона… И, словно кроша их мерзкие тела, долго еще крутило колесами заляпанное грязью «рено», победно паря над глубоким обрывом, но Росляков уже этого не чувствовал — он был убит.

8 января 1917 г. Отто Шлик.

Конец секретной миссии

Из воспоминаний французского посла в России Мориса Палеолога:

'Воскресенье, 7 января.

…Пока императорский поезд отвозит меня обратно в Петроград сквозь снежную метель, я подвожу в уме итоги этой аудиенции. Слова императора, его молчание, его недомолвки, серьезное и сосредоточенное выражение его лица, его неуловимый и далекий взгляд, замкнутость его мысли, все смутное и загадочное в его личности утверждают меня в мысли, которая уже несколько месяцев не оставляет меня, а именно: что император чувствует себя подавленным и побежденным событиями, что он больше не верит ни в свою миссию, ни в свое дело; что он, так сказать, отрекся внутренне; что он уже примирился с мыслью о катастрофе и готов на жертву. Его последний приказ войскам, его гордое требование Польши и Константинополя были лишь, как я сначала и предчувствовал, своего рода политическим завоеванием, последним заявлением славной мечты, которую он лелеял для России и гибель которой он констатирует в настоящее время"[50].

Столь неожиданное и дерзкое появление Лотты, да еще с револьвером, из которого наверняка и стреляли в охрану, а следом немыслимый побег из-под носа главарей германской разведки — все это не могло не загнать в тупик. Кто же она, его избавительница? И по какой причине, рискуя собственной жизнью, столь отчаянно спасает его, русского офицера? То, что это не горюющая вдовушка голландского дельца, а человек какой-то секретной службы — и скорее дружественной, нежели враждебной, — это теперь ясно как божий день! И не агент ли она Истомина, намеренно приставленный опекать новичка в разведке? Вернее — «приставленные», ибо в шофере, что теперь мчал их неизвестно куда, он распознал водителя такси, на котором — не далее как позавчера — Лотта увозила его от театра… И опять Лотта, и опять спасает! Закономерность?

Однако все это лишь промелькнуло в голове ротмистра. Рассуждать было некогда — черный «паккард», вот уже пять минут маячивший на «хвосте», похоже, стал стремительно нагонять. И, судя по всему, все шло к перестрелке, поскольку и сидевшая рядом Лотта заерзала, готовясь просунуть револьвер в окно. Черт бы их побрал! Только бы успеть до поворота! Там, за скальной стеной, непременно будет еще один поворот, потом следующий, и стрелять станет бесполезно!

И все же худшее случилось за несколько секунд до спасительной скалы… Он не слышал выстрела — до слуха дошел лишь сухой и короткий треск; обернувшись, разглядел в стекле овитую трещинками отверстие — пуля! Не успел опомниться — рядом еще одна! Инстинктивно отбросил Лотту на сиденье, и едва склонился над ней, как автомобиль, уже сворачивающий за стену, вдруг заходил, точно теряя ориентацию, и стал упрямо забирать влево, к обрыву…

Последнее, что выхватил взгляд, — склоненный к рулю окровавленный затылок водителя, а над ним — с огромной скоростью приближающийся и увеличивающийся в размерах ствол развесистого дерева. Затем удар, вспышка в глазах, и точно щелкнули выключателем — все потонуло во мгле…

Сколько времени находился в беспамятстве — сказать трудно. Очнулся от странного шипения и какого-то нарастающего тарахтения где-то позади. В мозгу промелькнуло — «паккард»!

Попытался подняться, но сделать это сразу помешали вдруг пронзившая боль в висках и закопошившаяся под ним Лотта. Когда же, вытянув шею, воззрился-таки в раскрошенное заднее стекло, то оцепенел: чье-то заляпанное грязью авто, промелькнув на бешеной скорости мимо стоявшего на обочине «паккарда», вонзилось под щелчок выстрела в две мечущиеся меж деревами мужские тени, и… все испарилось в бездонном пространстве долины.

Все произошло в какие-то доли секунды — настолько невероятно и быстро, что в первую минуту, глядя на объятый покоем склон, только что поглотивший людей и ревущую машину, он усомнился в реальности происшедшего. Что это было? Бред? Наваждение? Игра травмированного сознания? Но застывший перед ними «паккард» пуст, а эти следы, ведущие к обрыву, настолько явственны, что сомнений нет — все произошло реально, наяву!

Закрыл глаза, и картина происшедшего вновь невольно пронеслась в голове — заляпанный мотор, люди, пропасть… И вдруг тихий стон вырвался из его груди! Словно кинжалом пронзила его страшная догадка — серое авто! «Рено»! Серое «рено» Рослякова!

Из покореженного