Путь инквизитора. Том первый, том второй. - Борис Вячеславович Конофальский

во главе стола стояло. И ничего, он помощью женщины не брезговал, не до того ему было. Украдкой, когда Мария не видела, она обняла Волкова и, как уже делала, поцеловала его в висок и в небритую щеку. Провела рукой по волосам его. И, кажется, все равно ей было, что на нем слой дорожной грязи толщиной в ноготь и что дурной запах от него, резкий запах нестираной одежды, запах его пота и коня. Все равно целовала она его. И не по просьбе, не по велению, а по желанию своему.

Он ел, а Бригитт сидела рядом, подливала вино и смотрела на господина, хоть и знала, что он этого не любит.

От еды, а скорее всего от вина, усталость на мгновение ушла, и ногу больше не крутило, видно, от покоя. Кавалер поймал госпожу Ланге за руку, оглянулся, не видит ли Мария — та возилась у бадьи с посудой, не смотрела на них. Он потянул девушку к себе, она послушно встала рядом, а Волков обнял ее за талию, потом и к заду руку опустил. Бригитт покраснела, как умеют краснеть только рыжие (и шеей, и ушами, и лицом), улыбалась виновато да поглядывала в сторону кухарки. А он нагнулся, зацепил подол ее платья и стал его задирать вверх, ведя туда же и руку, и, как поднял руку выше ее колен, в том месте, где кончались ее чулки, так она встрепенулась, как будто вспомнила что. Руку его оттолкнула, подол одернула и, расправив юбки, сказала негромко:

— У супруги вашей сейчас дни для зачатия лучшие, к ней ступайте.

— Да к дьяволу ее, даже не вышла встретить мужа, спит пусть, — отмахнулся он и снова попытался схватить за юбки.

Но Бригитт не далась, стала вдруг строга с ним:

— Нет, все только и говорят, что наследника у вас нет, что наследник нужен, так идите и делайте его.

— И кто же это говорит? — поинтересовался Волков.

— Все! И офицеры ваши первые так говорят. Идите к жене, а как у нее лучшие дни пройдут, так ко мне будете ходить. Я подожду вас.

При этом госпожа Ланге сама, не брезгуя черной работой, стала убирать со стола посуду за ним, демонстрируя этим, что разговор закончен.

Она была права, конечно. Кавалер поймал ее руку, милую, тонкую руку в редких светлых веснушках, и поцеловал ее. А Бригитт потом руку отняла и понесла посуду к Марии. Он же поднялся и, тяжко хромая, пошел по лестнице наверх, в опочивальню. Комната была не заперта. На тумбе у стены тонкой желтой ниточкой горел ночник. Волков подошел к кровати и стал глядеть на жену. Только голова видна из перин. Нет, не Брунхильда и не Бригитт: курносая, щечки пухлые, волосы сальные из-под чепца торчат, рот открыт, храпит еще. Нет, не Бригитт и не Брунхильда. Но поместью требуется наследник. Кавалер сел на свою половину кровати, стиснув зубы, стянул сапог с больной ноги, отдышался, затем взялся за второй, снял шоссы, панталоны и, кинув все это на пол, полез к жене под перину. Только он прикоснулся к ней, едва взял ее за грудь, так она проснулась и сразу стала недовольна. Сразу голос у нее звучал обиженно:

— Да что же вы будите опять меня!

— Потому что вы мне жена, а я только что приехал, вот и бужу я вас, — отвечал он, стараясь задрать ей ночную рубаху, — и не будь у меня нужды, так я бы вас и не будил.

А она, придерживая свою ночную рубаху и крепко сдвигая ноги, отвечала ему раздраженно:

— Господи, да когда же вы меня оставите в покое?

— Извольте исполнять свой долг, — зло сказал кавалер.

— Оставьте же меня, от вас смердит конюшней, словно с конем лежу в кровати, — хныкала Элеонора Августа.

Она стала сопротивляться ему, вырываться, словно он был ей не муж, а чужой мужчина.

Волков устал, не мыться же ему идти сейчас, сил у него больше не осталось. Он оторвался от жены и лег на спину. Значит, конем он смердит? Ну а чем еще должен пахнуть рыцарь, как не конем и кровью? Вы, госпожа Эшбахта, не за царедворца выходили замуж. Уж не помадами муж ваш пахнуть может!

Да и черт с ней, с этой дурой. Пусть спит. Завтра он помоется, и пусть она хоть что-нибудь попробует ему возразить на его законные требования.

Он закрыл глаза и сразу уснул. Первый раз за последние четыре ночи по-настоящему крепко.

⠀⠀

⠀⠀

⠀⠀

Глава 23

⠀⠀

автрак Волков проспал, приходили будить его к столу, да он гнал всех прочь. Так не высыпался за последние дни, что сейчас встать не мог.

Насилу к десяти часам утра вылез из перин; не обуваясь и не одеваясь толком, похромал вниз. Пить хотел. Там, за столом, жена и Бригитт сидели, к ним Тереза, с недавних пор носившая фамилию Рене, приехала. Говорили о чем-то своем, о женском. Следовало, конечно, в чистое одеться, как подобает, да лень, сел за стол в недельной рубахе, как был, женщины стали ему предлагать еду. Он был голоден, всего хотел, но перед этим приказал:

— Мария, вели дворовым воду греть, мыться стану.

Жена сидела, губы поджав, смотрела на него неодобрительно, сестра так и старалась хоть что-то для него сделать сама, а госпожа Ланге следила за всем этим внимательно: то на госпожу Эшбахта поглядит, то на господина Эшбахта глянет многозначительно.

По взгляду ее Волков понял, что Бригитт есть, что ему сказать. Но, пока тут же жена сидит с видом недовольным, она будет молчать.

Тереза забрала у Марии миску с вареными яйцами, сама стала брату чистить их, пока он ел очень вкусную фасоль в хлебной подливе с жареным салом и луком. Мария уже поставила на стол чашку с топленым молоком и мед в маленьком горшочке, хлеб еще теплый положила на стол, прикрыв его полотенцем.

Отличная домашняя еда, теплая вода в огромной кадке, хороший дом, заботливые женщины — это было бы прекрасное утро для стареющего отставного солдата тридцати пяти лет. Если бы не кислый вид жены и мысли о непростом будущем, так можно считать себя счастливым. Кавалер с удовольствием взял очищенное сестрой яйцо, оно было еще теплым.

— Сестра, а почему вы пришли без моих племянниц?

— Приведу, когда пожелаете, — отвечала Тереза, пододвигая масленку, чтобы он мог бросить масла