Первый Выбор - Канира

свободна впервые за миллиарды лет. Её сила больше не ограничена стенами тюрьмы. Она может изменить саму природу реальности одним желанием. А Отец, единственный, кто может её остановить, молчит.

Он сделал паузу, давая словам подействовать:

— И ты спрашиваешь, проблема ли это?

Я пытался переварить эту информацию. Свобода Матери сама по себе не была злом — наша встреча показала мне, что Она не стремится к разрушению ради разрушения. Но Её возвращение означало конец той эпохи, в которой мы жили. Конец монополии Света на формирование реальности.

— Может быть, — сказал медленно смотря на небо, — Отец считает, что пришло время для… изменений?

— Изменений? — Разрушение засмеялся, но смех был лишён веселья. — Михаил, ты же видел, что произошло, когда Она впервые попыталась вырваться из темницы. Весь Рай содрогнулся. Несколько измерений просто перестали существовать. И это было только от Её попытки.

Он подошёл ко мне вплотную, и я почувствовал исходящую от него силу — древнюю, неумолимую, способную превратить звёзды в пыль.

— Что будет, когда Она полностью восстановит силы? Когда решит пересоздать Творение по собственному образцу? Ты готов к миру, где правит Тьма вместо Света?

— Это не обязательно будет плохо, — возразил, хотя сам не был уверен в своих словах. — Мать и Отец — две стороны одного целого. Может быть, баланс действительно нужен Творению.

— Баланс? — Разрушение отошёл от меня, его фигура стала казаться менее чёткой, словно само понятие стабильности дрожало рядом с ним. — Михаил, ты идеалист. Всегда был. Но Мать Ночи не думает категориями баланса. Она думает категориями первородства.

— Что ты имеешь в виду?

— Она была первой, — его голос стал тише, но от этого не менее напряжённым. — До Света, до Творения, до всего, что мы знаем. И у Неё есть право первородства на всю реальность. Если Она захочет вернуть всё к изначальному состоянию…

Он не договорил, но я понял. Возвращение к изначальному состоянию означало конец всего — галактик, планет, жизни, самого понятия существования. Не разрушение, а именно возвращение к Пустоте, которая была до всего.

— Но Она этого не сделает, — сказал я, стараясь говорить уверенно. — Когда мы говорили, Она проявила интерес к Творению. Любопытство.

— Любопытство, — повторил Разрушение. — Знаешь, чем обычно заканчивается любопытство ребёнка по отношению к новой игрушке?

Я не ответил, потому что знал.

Ветер на крыше усилился, поднимая пыль и мусор. Где-то внизу завыли сирены — обычные звуки большого города. Но сейчас они казались зловещими предзнаменованиями.

— И что ты предлагаешь? — спросил я наконец после минут раздумий. У меня были свои мысли, но хотелось услышать того, кто давно ушёл со своей службы.

— Остановить Её, — ответ прозвучал просто и окончательно. — До того, как Она наберёт полную силу. До того, как решит поиграть с Творением.

— Остановить Мать? — Я покачал головой. — Ты понимаешь, о чём говоришь? Даже если бы мы смогли… а мы не сможем… это было бы…

— Отцеубийством? — Разрушение усмехнулся. — Или материубийством, если точнее. Да, понимаю. Но иногда дети должны остановить родителей, которые сошли с ума.

Его слова прозвучали как богохульство, но в них была железная логика. Если Мать действительно представляла угрозу для всего Творения, если Отец не мог или не хотел действовать…

— Ты уверен, что Она планирует что-то плохое? — спросил я. — Может быть, мы неправильно понимаем ситуацию?

— Я чувствую Её влияние, — Разрушение поднял руку, и вокруг неё закружились мелкие частицы разрушения, невидимые глазу, но ощутимые для тех, кто знал, что искать. — Реальность начинает… изменяться. Медленно, почти незаметно, но изменяться. Законы физики становятся более гибкими. Барьеры между измерениями истончаются. Время начинает течь по-разному в разных частях Творения.

Я сосредоточился. Открыл часть сил. Он прав. Я прочувствовал это тоже — тонкие сдвиги в структуре реальности, которые можно было списать на обычные флуктуации. Но теперь, когда Разрушение обратил на них внимание, они казались частью большого, тщательно продуманного плана.

— Она перестраивает мир под себя, — продолжил он. — Делает его более… первобытным. Более похожим на то, что было до Света.

— Но это не значит, что Она хочет уничтожить всё, — возразил. — Может быть, Она просто адаптируется к новой реальности.

— А может быть, готовит почву для полного преобразования, — парировал Разрушение нахмурившись. — Михаил, я знаю признаки надвигающегося конца. Я видел смерть тысяч миров, крах цивилизаций, угасание звёзд. То, что происходит сейчас…

Он повернулся к городу, раскинувшемуся под нами:

— Это больше. Это предвестие конца самого понятия "конца". Когда Мать закончит свою работу, не останется даже Пустоты. Останется только То, что было до всего.

Его слова легли на мою душу тяжким грузом. Часть меня хотела отмахнуться от его опасений как от паранойи. Но я знал Разрушение слишком долго, чтобы игнорировать его предчувствия. Он был воплощением энтропии, и если кто-то и мог почувствовать приближение абсолютного конца, то только он.

— Что ты предлагаешь конкретно? — спросил я.

— Объединиться, — он повернулся ко мне, и в его глазах я увидел решимость. — Все, кто может противостоять Её силе. Ты, я, другие Вечные, возможно, даже Люцифер. Создать коалицию, которая сможет…

— Сможет что? — перебил я его. — Сразиться с Матерью всего сущего? Заключить Её обратно в тюрьму против Её воли?

— Если потребуется — да, — ответил он без колебаний.

Я отошёл от него, чувствуя, как растёт напряжение между нами. Воздух начал потрескивать от пересекающихся силовых полей наших аур. Внизу, в городе, начали мерцать уличные фонари, реагируя на наши эмоции.

— Нет, — сказал я решительно. — Я не буду участвовать в заговоре против Матери.

— Даже если это означает спасение всего Творения?

— Даже тогда, — я развернулся к нему лицом. — Разрушение, ты не понимаешь. Мать — не враг. Она не зло, которое нужно победить. Она — часть того же целого, частью которого являемся мы.

— Часть, которая может уничтожить всё остальное!

— Или создать что-то новое! — крикнул я в ответ.

Наши голоса эхом отразились от стеклянных стен небоскрёба. Где-то далеко внизу заскулили автомобильные сигнализации, активированные вибрациями нашего спора.

Разрушение медленно покачал головой:

— Ты изменился, Михаил. Раньше ты был Мечом Божьим, защитником Творения. А теперь…

— А теперь я понял, что защита не всегда означает войну, — перебил я его. — Выбор может быть. После встречи с Матерью, после разговора с Ней… я понял, что наши отношения с Ней строились