Флетчер и мятежники - Джон Дрейк

— Эти корабли, сэр, — сказал я, указывая на три фрегата, что свирепо глядели друг на друга. — Что здесь происходит?

— А-а! — сказал он с сальной ухмылкой. — Так вы еще не слыхали?

— Нет, — ответил я, и все матросы пододвинулись поближе, чтобы послушать, что он скажет.

— Да это, сэр, — начал акцизный чиновник, — французский «Меркюр» о тридцати двух орудиях, который три дня назад гнал британскую «Калифему» о тридцати восьми орудиях вдоль всего побережья от острова Нантакет и загнал ее в Бостон, а та бежала, поджав хвост.

— Что? — вырвалось у меня сдавленным голосом. — Британский фрегат бежал от треклятого лягушатника?

Я не мог в это поверить! Я не питал любви к Королевскому флоту [10], но я знал, как хорошо они делают свое дело. Все это знали. В голове не укладывалось, что британский капитан побежит от лягушатников, даже столкнувшись с превосходящими силами, не говоря уже о более слабом корабле. Обычный капитан фрегата глаза и руки бы отдал за возможность сразиться один на один. Но акцизный чиновник смотрел на меня, склонив голову набок.

— Вы, я так понимаю, и сами британец, судя по выговору? — спросил он.

— Нет, — быстро ответил я. — Я американский гражданин, присягнувший перед магистратом в вашем же городе. — Это была правда. Я получил гражданство, когда был в Бостоне в прошлый раз.

— А-а! — сказал он, не вполне убежденный.

— Но что они делают сейчас? — спросил я, глядя на высокие мачты в трех милях от нас, в бостонском проливе.

— Ну, мистер американец Флетчер, — сказал он, — во-первых, тот, что побольше, — это наш собственный «Декларейшн оф Индепенденс», благослови его Господь, который присматривает за двумя другими. «Меркюр» — француз, и он присматривает за «Калифемой», которая стоит здесь для переговоров с консулом Франции о передаче корабля правительству этой страны.

— Что? — взвизгнул я, словно мне в зад вонзили раскаленное железо. — Перейти к треклятым французам? Никогда! Никогда, никогда, никогда! О чем только думает ее клятый капитан?

Акцизный чиновник рассмеялся.

— Этот бедный, клятый салага заливает глаза ромом в таверне «Нью-Проспект», — он ткнул большим пальцем в сторону берега. — Команда вышвырнула его с корабля позавчера, вместе с теми, кто пошел за ним.

— О, — сказал я, — так там был мятеж. Теперь я понимаю. — Это было облегчением, потому что иначе мир перевернулся бы с ног на голову. Я тут же решил держаться от «Калифемы» как можно дальше. Она приняла на борт Ангела Смерти, когда связалась с французами, потому что теперь флот будет преследовать ее людей до края земли. И кроме того, раз уж я не мог вернуться в Англию, какое мне до всего этого дело?

— Что ж, — сказал я, облекая мысль в слова, — пусть об этом беспокоятся британцы. Не вижу причин для беспокойства американцу.

— Да, сэр, — сказал акцизный чиновник. — И я вижу, что в вашей груди нет ни капли британских чувств!

— Совершенно верно, сэр, — ответил я, и кто-то хихикнул — к своему великому счастью, я так и не заметил, кто именно.

Тем временем акцизный чиновник повернулся к Стэнли.

— Ну, старый друг, — сказал он, — хватит о политике, давай-ка я взгляну на твои бумаги, и можешь идти к своему причалу. — Два его спутника улыбались как нельзя более любезно, и мы все вместе спустились вниз.

Вот это было особое отношение! Обычно портовые чиновники заставляют капитана торгового судна являться к ним, и не так уж много акцизных чиновников столь явно дают понять, что не собираются находить контрабанду, еще даже не начав досмотра. Не то чтобы досмотр вообще был, и было очевидно, что чья-то лапа была хорошо смазана за такую любезность.

(Акцизные чиновники? К черту их! К черту их всех! Ибо какая от них польза, спрашиваю я? Кроме как мешать свободному перемещению товаров, что есть жизненная сила торговли и основа цивилизации. Любой человек с каплей здравого смысла знает, что мир быстро стал бы лучше, если бы вешали дюжину акцизных чиновников каждый день, а по воскресеньям — две дюжины. [11])

Когда мы набились в крошечную каюту Стэнли, он послал за бутылкой и стаканами, и мы все уселись.

— А где капитан Марлоу? — спросил акцизный чиновник, оглядывая тесное пространство, заваленное барахлом Стэнли. — И разве мы недостойны его каюты?

Все трое рассмеялись, но Стэнли помрачнел.

— Кормовую каюту занимает пассажирка, — сказал он, — а что до Марлоу, то бедняга сошел с ума, его пришлось усмирить, так он и умер.

Такова была история, о которой мы договорились, чтобы избавить его семью от правды. Но даже это было достаточно скверно, и трое бостонцев покачали головами и подняли стаканы в память о нем.

Однако, когда мы снова поднялись на палубу, у главного люка нас уже ждала мадам Прекрасная Сара, а «смоляные куртки» поднимали ее сундуки и чемоданы из трюма. Рядом с ней стоял юнга, наряженный в тюрбан и шелковые шаровары. Маленький негодник даже умылся. Одному Богу известно, сколько разных нарядов было у нее в этих треклятых ящиках, и вот она уже в новом. Я не мастак описывать дамские платья, так что, если вам это по вкусу, найдите иллюстрированный дамский журнал того периода и посмотрите на этих глупых созданий на модных картинках.

Но как бы меня это ни злило, я должен признать, что эта клятая женщина выглядела совершенно сногсшибательно. И все было так просто. Не то что жесткие, вычурные платья, которые носили большинство из них. Просто, но чертовски эффектно. Я вздохнул и отступил в сторону, пока акцизный чиновник и его приятели, застыв на месте, таращили глаза и как один сорвали шляпы. Я не мог выиграть ни одной стычки с этой женщиной, и я это знал. К счастью, она решила меня проигнорировать.

— Добрый день, джентльмены! — сказала она ясным, уверенным голосом.

— М-м-м… — пробормотали в ответ трое, ошеломленные, кланяясь и приседая, словно по наитию.

Она их уже заполучила. Она могла бы попросить их прыгнуть за борт, и они бы прыгнули. Она приблизилась к ним и протянула руку ладонью вниз акцизному чиновнику, в котором угадала главного из