Пыль. История современного мира в триллионе пылинок - Джей Оуэнс

небольшая разница в начальных условиях (например, взмах крыльев бабочки) может серьезно изменить результаты сложной динамической системы. Томпсон заявляет, что эффект бабочки в XXI веке – уже решенная проблема: моделирование должно исходить из множества начальных условий, а не из одного, а затем выдавать распределение вероятностей, а не один конкретный ответ. Когда все уравнения динамической системы достоверно известны, это работает хорошо. А если нет – например, когда мы не знаем, насколько пыль нагревает и охлаждает планету? Тогда «распределение вероятностей, к которому мы придем, будет все сильнее вводить в заблуждение или вообще окажется ошибочным». Постепенные повышения реалистичности модели могут немного улучшить краткосрочное прогнозирование, это правда. Но со временем «немного неправильное» начальное условие все равно может привести к «совершенно неправильным» результатам – это фундаментальное свойство нелинейных динамических систем, таких как пыль и климат.

Должна признать: приятно писать о субстанции, фундаментально непостижимой для вычислительных систем, ведь это так поэтично. Но нам все равно необходимо знать о пыли в системе Земли, если мы хотим понять риски потепления нашей планеты. Так что же делать разработчику климатических моделей?

Томпсон предлагает кое-что интересное. Есть порог перед принятием решения, где уже неразумно проводить дополнительные исследования, уточнять информацию или пытаться уменьшить неопределенность: нужно просто действовать. Разве нам нужны более совершенные климатические модели, чтобы решить, стоит ли изменить экономику с целью перехода к «Новому зеленому курсу» по декарбонизации производства энергии и массовой модификации существующих зданий? Нет! Мы должны действовать – и как можно скорее. Томпсон также подчеркивает необходимость четкого определения собственных ограничений модели и выступает за использование качественных данных, таких как экспертные оценки, для интерпретации результатов модели.

Это может означать демонстрацию результатов моделирования климата людям, которые сталкиваются с прогнозируемыми последствиями, прямо на местах, и вовлечение их в разработку экологических планов и политики для смягчения этих проблем. Кто эти люди? Например, жители Маршалловых островов и нижнего Манхэттена, которые потеряют свои дома из-за повышения уровня моря; фермеры с американских равнин, чьи средства к существованию зависят от осадков и пополнения водоносных горизонтов; арктические охотники, которые больше не смогут кататься на санях по морскому льду. Наиболее уязвимые ландшафты Земли – это в основном земли коренных народов (диспропорция налицо), поэтому соединение нисходящего научного подхода с их традиционными экологическими знаниями здесь особенно важно. Разнообразный местный опыт имеет значение. Что, если бы правительства учитывали все это при принятии решений в области экологической политики? Что тогда?

Я также считаю полезным смотреть на ситуацию через призму термина из области исследований науки и техники: это беспорядок. Социолог науки Джон Лоу описывает «беспорядок» как категорию явлений, принципиально не поддающихся простому и ясному описанию. Одним из примеров, с которым он столкнулся сам, была алкогольная болезнь печени. Лоу стремился отобразить опыт пациентов в медицинской системе, но обнаружил, что объект его исследования ускользает по мере того, как он (Джон) перемещается между различными медицинскими специальностями, пациентами и группами поддержки. Методы определения болезни в каждой точке не просто нейтрально описывали ее социальную реальность, а активно участвовали в ее создании [614].

Точно так же ведет себя пыль, когда мы перемещаемся между областями: как объект исследования она скользкая и несингулярная. Специалисты по аэрозолям говорят о минеральной пыли и саже, токсикологи – о мелких и ультрамелких частицах, а газетные заголовки – о смоге, дыме, дымке и конечно же о «кровавом дожде». Тяжелые металлы и радиоактивные частицы не фигурируют в исследованиях климата, зато находятся в центре исследований здоровья человека. Микропластик недавно стали классифицировать как аэрозоль. Да еще и почти вся активность пыли происходит за пределами поля зрения. Так что да, пыль – не самый удобный объект исследования. Но она напоминает, что мир таковым тоже не является.

Современность стремилась сделать мир измеримым, предсказуемым и управляемым. Пыль обнажает пределы этой эпистемы – и способна побудить нас задуматься поглубже.

Глава 9

Payahuunadü

Когда я ехала с юга по 395-му шоссе, солнце уже заходило за горы Сьерра-Невады. Дорога была почти пустой, холмы впереди становились сине-фиолетовыми с наступлением сумерек. Позади – насыщенный день: я проехала 350 миль[615] через пустыню Мохаве от одного высыхающего моря до другого. Боковой ветер все время норовил толкнуть мою машину на какой-нибудь встречный пикап. В долине Джонсон я наблюдала, как облака пыли поднялись и затуманили холмы позади, а вдалеке грязь закрутилась в извилистый столб, который пронесся по равнине, а затем внезапно исчез. Но ближе к долине реки Оуэнс земля стала помягче и позеленее. Дюжина величественных тополей склонили свои обновленные кроны над пристанью возле Оланчи. Рекламный щит на обочине гласил: IMAGINE PAYAHUUNADÜ. То есть «Представьте, что это Земля Бегущей Воды».

Затем дорога привела нас на небольшой холм, где передо мной открылось широкое пространство долины высохшего озера Оуэнс площадью 110 квадратных миль[616], покрытое белой соляной коркой (свидетельство, что озера больше нет).

Я приехала в Восточную Сьерру в апреле 2022 года, чтобы выяснить, возможно ли там что-то спасти от опустошения. В главе 2 я уже рассказывала, как все разрушилось и кому это было выгодно, – но это лишь первая половина истории. Спустя полвека наконец произошли перемены – да еще какие! Насколько мне известно, сегодня озеро Оуэнс – крупнейший проект по снижению выбросов пыли в истории. Но остается открытым вопрос, правильно ли его организаторы все делали. Именно поэтому здесь я хочу углубиться как в политику, так и в разработку методов борьбы с пылью. Кто этим занимался и что сработало, а что – нет?

Озеро Оуэнс – не единственное высохшее озеро в Америке, но оно было первым в наше время. На нашем горизонте появляется все больше пыли, поскольку Великое Соленое озеро в Юте и озеро Солтон-Си уменьшаются в размерах, а ветры раздувают их берега. Так что здесь есть уроки для мира и для будущего.

Эта глава также раскрывает тесную взаимосвязь между пылью, водой и землей. Системную проблему не решить по частям – нужно лечить все целиком.

Но пока возвращаемся в долину, где на 23 апреля был назначен фестиваль птиц. Его организовала местная экологическая группа Friends of the Inyo. Всего за несколько лет пыльный котел на дне высохшего озера превратился в «заболоченную территорию мирового значения» – так место описывает Национальное Одюбоновское общество, крупнейшая американская организация по охране птиц[617]. Каждую весну и осень десятки тысяч куликов и водоплавающих птиц останавливаются на болотах и заболоченных участках озера. Там они