Смертельная миссия в Хайларе - Галина Алексеевна Беломестнова

Замахаев взял трубку, произнес:

– Первый слушает.

– Товарищ Первый, докладывает старший лейтенант Кузьмин. Для блокировки дотов в батальоне создано семь штурмовых групп. Решили атаковать не со стороны лощины, а с юго-западного склона, там положе, да и кусты гуще, трава выше, есть где залечь при неудаче. Разрешите приступать?

– Приступайте!

Офицеры, переговариваясь, напряженно наблюдали в бинокли и стереотрубу за продвижением батальона. Среди высокого начальства Иванов чувствовал себя на НП лишним. Заметив его растерянность, Доценко, положив руку на плечо щуплому старлею, подбодрил:

– Не дрейфь, Дмитрий Иванович! Где твоя не пропадала.

Он ценил начальника штаба за ум и решительность, за то, что тот не побоялся взять на себя тяжелую ношу командовать полком во время двухдневного непрерывного боя, когда ночь и день слились воедино.

– Похоже, скоро твоей пехоте моя артиллерия понадобится. Я к своим, связь проверю.

Проводив глазами командира минометного полка, сноровисто пробирающегося по ходу сообщения в сторону батареи, Иванов приник глазами к биноклю.

Перескакивая через воронки, бойцы уже пробежали середину ската сопки, где их хорошо прикрывали густые кусты, но выше растительность становилась скуднее. За каменной расщелиной была большая плешина, поросшая мелким лишайником. От нее до дота было расстояние гранатного броска. Но высота снова ожила.

Недалеко от НП ударил в землю дальнобойный снаряд. На окоп обрушилась лавина песка, комья земли сбили фуражку с Замахаева, у Светочева, который только что хотел закурить, выбило из рук портсигар. Желтая пыль и дым на несколько секунд закрыли обзор. Было слышно, как беглым огнем ударили по высоте батареи.

– Может, перейдете в блиндаж, товарищ комдив? Опасно здесь, – отряхнув от песка фуражку и подавая ее генералу, спросил Иванов.

– Нет. Хочу сам посмотреть, как штурмовые группы справятся с этим дотом на макушке сопки. Кто у тебя там вместо Макаровского командует?

– Старший лейтенант Кузьмин, адъютант, старший батальона.

Японский пулемет не давал поднять головы. Кузьмин понимал, что задерживаться на полпути нельзя ни на минуту, нужен стремительный бросок вперед. Выждав, когда огонь стих, он, с криком «За мной!», ринулся в первых рядах к высоте. Бойцы вскочили и, пригибаясь к самой земле, побежали следом за ним. Но тут снова резанула пулеметная очередь. На правом фланге кто-то громко вскрикнул и затих. Цепи атакующих прижались к земле. Японский пулеметчик взял ниже, и строчка пуль стеганула метрах в двух перед залегшей цепью, защелкала о гальку. Взметнулась легкая пыль, зашевелились травинки, точно по ним прошла коса. Комбат понимал: атака захлебнулась, задержаться на этом месте – значит потерять батальон.

– Отходи назад! – со злостью крикнул он.

Спасаясь от смертоносного огня, бойцы начали отползать в густой кустарник, откуда начинали атаку. Медленно текли минуты. Время от времени из дота строчил японский пулемет, как бы предупреждая, что он начеку.

– Выкосит, батальон проклятый, – процедил сквозь зубы Иванов. – Весь день не можем его взять, сидит, как ячмень на глазу, все подходы перекрывает.

Приникший к стереотрубе замполит разглядывал полуразрушенный дот, торчавший на изрытой снарядами макушке сопки. И вдруг вскрикнул:

– Смотри, старлей, это кто там ползет?

Иванов торопливо приник к стереотрубе и радостно произнес:

– Саперы из взвода лейтенанта Рахимова сумели проскочить в мертвую, не простреливаемую из дота зону. Только бы наша артиллерия не начала стрелять. Связь с батареей, срочно!

– Нет связи, видно, перебило взрывом провод, – ответил, побледнев, телефонист.

– Связной из батареи! Ко мне бегом! – закричал Иванов, не обращая внимания на присутствие высших офицеров.

К нему подскочил шустрый чернявый парнишка лет восемнадцати.

– Пулей к Доценко! Предупреди, чтобы по высоте не стреляли. Там саперы Рахимова. Сумели ребята прорваться.

Кузьмин, прячась за бугорком, наблюдал в бинокль, как саперы заложили взрывчатку перед самой амбразурой, подожгли фитиль и отползли вниз, в воронку от снаряда. Бронированный колпак от взрыва приподняло, оглушив прячущихся за ним пулеметчиков. Автоматчики немедля поднялись в атаку. За ними бежали саперы, нагруженные канистрами. Во взорванную амбразуру полился керосин, следом полетело несколько гранат. Яростный огонь выжег вход в подземелье. Автоматчики ворвались в подорванный дот и двинулись вперед, прочесывая ходы огнем из автоматов, действуя гранатами и штыками. Японцы не выдержали и стали сдаваться. Вскоре над развалинами неприступного бастиона, среди огня и дыма затрепетал белый флаг. На укрепленный пункт Оботу опускались синие сумерки.

– Знатно дерутся ваши бойцы, командир полка, – пожимая руку Иванову, сказал Замахаев.

– Взвод лейтенанта Рахимова состоит из забайкальцев, участвовать в сражениях с немцами им не пришлось, но свое мужество и мастерство они доказали здесь.

– Пошли, Дмитрий Иванович, в блиндаж, потолкуем, заодно и чайком угостишь, – предложил замполит.

Глава 23

Корни лотоса

Два дня Настю угнетало, что она не имеет возможности срочно сообщить Судоплатову важнейшие данные об отмене бактериологического нападения и ликвидации дьявольского научного центра под Харбином.

В понедельник, тринадцатого августа, неожиданно все изменилось. Азуми передала Черных поручение Вакамацу: он разрешал ей выходить в город и ежедневно сообщать об обстановке в Харбине. Особенно рекомендовалось обратить внимание на настроение русских белоэмигрантов. Передавать информацию Настя должна была младшему лейтенанту Азуми.

Поручение Вакамацу насторожило Настю, по потом она решила, что харбинская жандармерия, вероятнее всего, информирует только Сиро Исии, а генералу тоже нужны сведения о настроениях русских белоэмигрантов. Азуми заполнить этот пробел без знания языка не могла, поэтому он дал задание ей. Хотя другие информаторы у него, скорее всего, тоже были.

Во вторник Анастасия отправилась на прогулку по городу. Солнце поднималось в зенит, и Харбин, несмотря на близость к большой реке, уже окунулся в знойную духоту. Выполняя поручения Вакамацу, она прошлась по улицам. Купила в книжном магазине «Букинист» газету «Рупор» и японскую газету на русском языке «Харбинское время». Устроившись на скамье в заросшем сиренью парке, она перелистала ежедневники, посмотрела новости и отметила, что в печати умалчивали о катастрофическом положении на фронте. Настя попыталась сложить газеты в сумочку, но сверток получился увесистым, и она оставила его на скамье. Прогулявшись по тенистым аллеям, Черных отметила, что на скамью со свертком подсел какой-то невзрачный гражданин, он развернул газеты, перелистал и, аккуратно свернув, положил на прежнее место. Она шла по улицам считывая настроение людей. Объявленная шесть дней назад война уже коснулась Харбина. У большинства горожан в глазах светилась тревога, движения идущей по брусчатой мостовой толпы были какими-то нервными, суетливыми. Черных спустилась к вокзалу, понаблюдала, как японские подразделения организованно покидают город, большой тревоги у жителей их отъезд не вызывал, обычных пассажиров было немного, скорее всего, панического настроения не было, потому что газеты и радио умалчивали об отступлении японцев.