Первая мировая война. История Великой войны, которая расколола мир и привела Европу к гибели - Джон Киган

Румыния и Италия внезапно почувствовали готовность присоединиться к союзникам. Казалось, оправдались надежды всех, кто верил, что активные действия против Турции изменят ситуацию на юге Европы в пользу союзников. На практике обстрел фортов не нанес им почти никакого ущерба, а высадка морской пехоты в конце февраля тоже оказалась неэффективной, несмотря на слабое сопротивление со стороны турок. 25 февраля адмирал Карден возобновил артобстрел, но не продвинулся дальше устья Дарданелл. 4 марта, когда отряд морской пехоты, атаковавший Кум-Кале, понес тяжелые потери, стало ясно, что оптимизм энтузиастов был необоснованным. Турецкий гарнизон оказался более стойким, чем предполагалось, его орудия или слишком хорошо защищены, или невероятно мобильны, чтобы их можно было легко вывести из строя, а минные поля чересчур плотны, чтобы быть обезвреженными хаотичными действиями наспех собранных тральщиков. Чтобы расчистить проход в Мраморное море, требовались тщательно скоординированные усилия всех кораблей, когда мины тралят под защитой пушек линкоров, которые по мере продвижения вперед подавляют береговые батареи.

Большое наступление началось 18 марта силами 16 линкоров – 12 британских и четырех французских, преимущественно старых, хотя среди них был линейный крейсер «Инфлексибл» и почти незаменимый дредноут «Куин Элизабет». Они шли тремя линиями, вслед за тральщиками и в сопровождении флотилии крейсеров и эсминцев. Такой армады Дарданеллы не видели за всю долгую историю войн. Сначала казалось, что ее остановить невозможно. С 11:30 утра до 2 часов пополудни корабли продвинулись больше чем на 1,5 километра, подавляя по пути все артиллерийские батареи противника, стационарные и передвижные. «К 2 часам дня ситуация стала очень опасной, – свидетельствует документ турецкого Генерального штаба. – Все телефонные линии были перебиты… часть орудий уничтожена, часть повреждена… вследствие чего огонь оборонительных сооружений значительно ослаб»[406]. Затем все неожиданно изменилось. На борту старого французского линкора «Буве», сдавшего назад, чтобы пропустить тральщики, произошел взрыв, и судно затонуло вместе со всем экипажем. Шокированный этим командующий флотом адмирал Джон Де Робек посчитал, что причиной взрыва была пущенная с берега торпеда[407], но потом выяснилось, что в ночь на 7 марта маленький турецкий пароход установил параллельно берегу минное заграждение, которое осталось незамеченным. В последовавшей суматохе тральщики – экипажи на них были гражданские – начали отступать, проходя между кораблями. В результате этих маневров получил повреждения и был выведен из строя старый линкор «Иррезистибл». Затем раздался взрыв на борту «Оушена», еще одного старого крейсера, а вскоре снаряд серьезно повредил французский линкор «Сюфрен». «Голуа» и современный линейный крейсер «Инфлексибл» получили повреждения еще раньше. Словом, Де Робек потерял треть своего флота. «Оушен» и «Иррезистибл» к концу дня затонули. «Инфлексибл», «Сюфрен» и «Голуа» вести бой не могли, «Альбион», «Агамемнон», «Лорд Нельсон» и «Шарлемань» были серьезно повреждены. С наступлением темноты Де Робек отвел свои корабли. Десять рядов мин, перегораживавших выход в Мраморное море, всего 373 штуки, остались стоять, где их поставили, а большинство береговых батарей, хотя и расстреляли весь боезапас, пушки сохранили[408].

22 марта адмирал Де Робек встретился на борту «Куин Элизабет» с сэром Йеном Гамильтоном, который был назначен командующим средиземноморскими экспедиционными силами, чтобы обсудить, следует ли возобновить продвижение флота. Адмирал и генерал быстро пришли к согласию, что без помощи десантных отрядов это невозможно. Многочисленные плавучие мины в сочетании с огнем береговых батарей создали чрезвычайные трудности. Если стационарные орудия большого калибра еще можно было подавить, то передвижные батареи, будучи обнаруженными, передислоцировались на новые позиции и возобновляли обстрел тральщиков, не давая им снимать минные заграждения, протянувшиеся между европейским и азиатским берегом. У линкоров не было возможности идти вперед. Помочь тут мог только десант. Высадившиеся войска захватили бы мобильные батареи и вывели их из строя, а тральщики бы продолжили свою работу.

Храбрецы, в частности коммодор Роджер Киз, командовавший тральщиками, настаивали на том, что нужно продолжать наступление, несмотря на потери. Киз был убежден, что турки деморализованы, а боеприпасы у них вот-вот закончатся. Более осторожные офицеры считали, что рискованные действия приведут к дополнительным потерям, и впоследствии это подтвердилось. Так или иначе, победили прагматики. В конце марта решение о высадке было принято – Де Робеком и Гамильтоном, независимо от кабинета министров. Оставалось лишь определить, в каком месте и какими силами. Рейдами морской пехоты обойтись бы не удалось. Разведка средиземноморских экспедиционных сил, как называлась команда Гамильтона, оценивала численность турецких войск в 170 000 человек. Это было преувеличением. Лиман фон Сандерс, командовавший немецкими войсками этого сектора, имел для обороны побережья протяженностью 250 километров всего шесть слабых дивизий, насчитывавших 84 000 солдат и офицеров. Средиземноморские экспедиционные силы состояли из пяти дивизий – 29-й, Королевской морской, 1-й австралийской, австралийско-новозеландской и эквивалентного дивизии восточного экспедиционного корпуса, предоставленного французами, и все они были необходимы для того, чтобы удерживать плацдармы, будь турки даже слабее, чем в действительности. Решение задействовать все пять дивизий было принято с самого начала. Их предполагалось погрузить на транспортные суда на поспешно организованной базе в бухте Мудрос соседнего греческого острова Лемнос, а затем высадить на вражеский берег. За месяц, прошедший между поражением в морской битве 22 марта и днем начала операции, 25 апреля, провели подготовку – масштабную, но по большей части спонтанную. Мудрос заполнился складами с продовольствием и боеприпасами. Для высадки десанта собрали флот из транспортных судов, а также лодок и импровизированных плавсредств.

Но самой большой импровизацией являлся сам план высадки. В отсутствие надежных разведданных о расположении турецких войск оставалось только гадать, в каких местах высаживающиеся на берег столкнутся с наименьшим сопротивлением и где достигнут наибольших успехов. Низкий азиатский берег выглядел соблазнительно – за ним простиралась продуваемая ветрами равнина, но Китченер запретил Гамильтону там десантироваться. Доводы он привел спорные, в частности, что десант затеряется на этих огромных пространствах. Китченер потребовал высадки на полуостров на европейском побережье – Галлипольский, как его называли по имени крошечного городка у выхода из Дарданелл, но эту задачу осложнял рельеф местности. Узкий перешеек у Булаира, находящегося в 65 километрах от оконечности мыса Геллес, со стороны Средиземного моря имел плоский берег и давал возможность отрезать путь к отступлению всем турецким войскам, расположенным южнее, однако турки натянули на нем напротив этого города несколько рядов колючей проволоки. Берег казался неприступным. Вдоль остальной части внешнего побережья полуострова к самой воде спускались отвесные скалы. Удобный для высадки участок имелся только в одном месте и был закреплен за частями АНЗАК. Альтернатива была – сам мыс Геллес, где от цепочки маленьких узких пляжей местность полого поднималась к возвышенности в глубине полуострова. К тому же это место накрывал огонь стоящих на рейде кораблей, поэтому для высадки 29-й дивизии выбрали Геллес. Королевская морская дивизия должна была провести отвлекающую атаку в Булаире, чтобы оттянуть с мыса турецкие подкрепления, а