Кингс Хайвей - Роман Зинзер

***

– Ты хочешь здесь остаться, Марик? – спросил Мурат по-русски в один из двух наших с ним разговоров вне класса. Мы ехали с хайкинга в Аппалачах. Мурат рулил школьным минивэном, я находился справа на переднем сиденье. Сзади ехало штук пять моих одногруппников.

– Хочу. Мне нравится здесь. Иногда не нравится. Но до грин-карты постараюсь как-нибудь уж дотянуть.

– Давай. И язык уже нормальный, дальше совсем поправится. Можешь в армию потом пойти, если деньги будут нужны на образование, да и вообще много чего еще они предлагают. Русских, я слышал, все равно в Ирак не отправят. Будешь просиживать где-нибудь и в то же время за счет Пентагона учиться. Я сам бы раньше вступил туда вместо того религиозного говна, через которое я прошел для гражданства. А сейчас у меня жена, мне тридцать три, надо оседать и заводить как-то детей. Уже поздно в смысле.

– А с религией что?

– С религией… У меня у жены родители эмигрировали с Украины, сначала жили в Нью-Йорке, ну там все такие сначала живут, потом уехали в Айову. Они иудеи, из синагог не вылезали днями. Никто из них не работал: государство платило пособия, община помогала с жильем, медициной и другой социалкой, на молитвы у них было много свободного времени. Отец жены, правда, иногда покупал старые раздолбанные тачки, более или менее чинил их и продавал в два раза дороже. Он был инженером в Союзе.

И тут у них появился хрен с горы, я то есть: мусульманин, туркмен, сваливший с родины из-за политики и без права выезда за границу. С Даной, это жены имя, мы решили расписаться. Красивая она, тут думать нечего было.

Два года подряд я спал на еврейских службах, чтобы доказать ее предкам свою веру. Так, знаешь, во время всех этих молитв часто бывали мысли послать все это на хер. И что, вообще, все это не стоит убивания своих мозгов. Но, наверно, стоило. Мы, как поженились, уехали жить на Американское Самоа: там я, наконец-то, нашел работу учителя английского в средней школе. Шесть лет там прожили. Но во мне опять начинало зудеть от скуки: работа одинаковая, жена влезла в долги из-за своего докторантского обучения, еще дома у матери я сто лет не был. Я в барах тогда много времени проводил. Потом Данка поругалась с родителями. Нет, не то слово. Как по-русски поругалась, но сильнее?

– Погрызлась?

– Да, пойдет. В общем, ей было нужно, чтобы я взял себя в руки. Я, знаешь, тогда, как сказать, посмотрел на свою жизнь со стороны: я, сука, живу на острове, я на работу прихожу в шлепках и с песком на ногах, потому что по утрам «серфлю» – утром волны лучше, жена – клевая, скоро станет врачом, значит, будет капусту сечь лопатой…

– Рубить.

– Да, рубить. Короче, че я выпендривался? Надо ценить, что уже у тебя есть, отдавать отчет, что многим вообще жрать даже нечего. Сидел бы я в долбаной Туркмении. Или еще в какой заднице. Я потом, правда, ездил домой один раз, когда разрешение дали. Бензин дешевый там, всем раз в месяц бесплатно по баку положено. И все.

– Ты цепляй бутерброд, – сказал Мурат.

– Спасибо.

Мурат откуда-то достал два бутерброда с сыром, бананом и ветчиной в пищевой пленке и один протянул мне. Бутерброды были теплые и взопревшие, но вкусные. Я разломал свой пополам и отдал меньшую часть кому-то сзади. Послышалось женское «Thank you».

Часть нашей группы ехала в другом фургоне во главе с Роджером, тоже преподом. Мы пылили прямо за ними. Роджер ехал очень быстро, он срезал горные виражи и скрипел шинами на поворотах. Марат боялся быть оштрафованным, и наш старый «Форд» постепенно отставал от передней машины.

– А что с политикой в Туркменистане у тебя?

– Там Туркменбаши недавно правил, знаешь, наверное. Вот только-только сдох он. Я тогда, пятнадцать лет назад, на журналистике учился в Ашхабаде. На втором курсе написал статью про него, сказал где-то что-то ненужное и сел на две недели. Вышел, попросил убежища в американском посольстве, уехал. Там много подробностей, не хочу говорить. Только на свадьбу сестры пустили обратно на десять дней. Да и то, я долго денег еще собирал: с Самоа лететь дорого. Мы даже когда сюда, в Атланту, переезжали, распродали все свое барахло, нажитое на острове: три тысячи долларов надо было отдать за доставку вещей оттуда сюда.

– Ты сам-то почему решил уехать из России? – спросил Мурат. – У вас вроде получше. Меня когда спрашивают, откуда я originally, говорю, что из России. Для американцев все страны, что на –стан заканчиваются, означают «Аль-Каиду» и Усама бен Ладена.

− Там холодно. Да и, может, не решил еще переезжать. Я ж тут как студент.

***

Когда я проснулся, было начало седьмого и очень светло. Ноги и спина занемели от долгого сидения на полу станции, но уже не знобило. Через стеклянную стену выхода из вокзала были видны черные пятна людей, ползущих по сугробам. Машины так и не появились, все кафе и магазины стояли закрытые. Двое полицейских чистили щетками своего оскорбленного прошлой ночью железного друга.

В самом торговом центре «Атлантик-Пасифик» в одном только «Макдоналдсе» кто-то включил лампы и поднял железные рольставни. Но через пару минут после моего пробуждения, пока я тер руками глаза и искал карточку Bank of America, толстая черная тетка, видимо, оценив обстановку, вновь закрыла двери к горячему кофе и булкам. Можно продолжать сидеть дальше.

Люди вокруг куда-то растворились. Только один рабочий метрополитена в ярко-рыжей жилетке и резиновых сапогах, тоже рыжих, стоял перед электронным табло прибытия поездов и переключал его значения с помощью пульта. Табло, как и ночью, показывало исправную и неисправную работу различных веток метро.

Заработала линия номер один. Моя F все еще была out of service. Нужно было решаться. От остановки первой линии, которая едет почти в моем направлении, до дома идти целый час.

Я вышел наружу настроиться и посмотреть на погоду: сейчас утром стало теплее и успокоился ветер. Через дорогу, через то, что было дорогой, открылась кофейня. «Данкин Донатс».

Внутри нее было полно народа, я отстоял очередь, купил пол-литровую бумажную кружку черной жижи со сливками и всыпал туда четыре пакетика сахара. Потом попросил у единственного бариста-индуса еще одну и подкрепился растаявшим «Сникерсом». От