Дракон из черного стекла - Джим Чайковски

из ее ледяной могилы. Дабы привести «Огненного дракона» в порядок, пришлось раскурочить свой собственный корабль, «Пустельгу», позаимствовав с него множество крупных и мелких деталей – впрочем, тот настолько пострадал от рук халендийцев, что вряд ли уже годился для возвращения в Венец. Даже большой штурвал, под которым в данный момент ковырялся Хиск, был переставлен сюда с их бывшего быстроходника.

По бокам от штурвала располагались маховики и рычаги вспомогательных органов управления, заменять которые не сочли нужным, хотя они требовали постоянной регулировки и усовершенствований. Во время долгого путешествия сюда Хиск постоянно доводил древний корабль до ума, пока тот летел над Пустошами, и эти работы все еще продолжались.

– Всё эти адские горелки, – вздохнул Хиск. – Хоть они и доставили нас сюда, их новое топливо намного мощней обычного быстропламени. Эта старая птичка не создавалась для столь быстрых полетов. На таких скоростях перышки у нее начинают растрепываться, и мне приходится вновь и вновь пришпиливать их на место. Нельзя допустить, чтобы это продолжалось!

Никс хорошо его понимала. Топливом для модифицированных горелок «Огненного дракона» служила алхимическая смесь быстропламени и китэ ворована – горючего желе на основе жира огромных морских зверей, обитающих в Приюте. Эта уникальная смесь была впятеро мощней обычного быстропламени, используемого в корабельных горелках по всему Венцу.

– Проблема это или нет, – отозвалась Никс, – но скоро нам может понадобиться такая скорость.

– Да уж, – согласился Хиск. – Твоя правда.

Все они знали, что их единственная надежда заключалась в том, чтобы постоянно опережать врага.

«А если весть и впрямь достигла не тех ушей…»

Никс опять принялась расхаживать взад и вперед, успев еще дважды пересечь рулевую рубку, когда из нижнего трюма корабля донесся приглушенный визг – панический и смятенный.

Она застыла на месте.

«Рааш’ке…»

Что-то взбудоражило зверей. Различив среди испуганного хора и пронзительные причитания Баашалийи, Никс уже двинулась к двери рулевой рубки, решив прийти им на помощь. Но кое-кто другой уже определил источник тревоги крылатых тварей.

Хиск, все еще лежавший на спине под штурвалом, крикнул ей:

– Держись крепче, дочка! Сейчас нас здорово тряхнет!

Только тут Никс заметила, как дрожат доски под ногами. И в тот же миг корабль сильно подбросило, сбив ее с ног. Когда она упала на колено и руку, громкий треск привлек ее внимание к оконному проему по правому борту. Снаружи под дождем бешено хлестал по воздуху швартовный трос, оборванный в момент сотрясения. На конце его блеснул металл – это был стальной болт, которым он только что крепился. Трос опять хрястнул по кораблю. Ударившись в стекло рубки, болт пробил его насквозь.

Никс метнулась в сторону. Смертоносная сталь в туче битого стекла просвистела мимо нее, врезавшись в доски и застряв там. Плечо обожгло как огнем – один из осколков стекла все-таки задел ее по касательной.

Никс ахнула и откатилась еще дальше.

Корабль тряхнуло еще несколько раз, уже послабее, затем он опять упокоился на кильблоках. Извивающийся швартовый трос ослаб, оставив болт торчать из досок.

Хиск вынырнул из-под штурвала, но остался стоять на коленях. При виде новых повреждений он лишь нахмурился.

– Все цело?

Никс не была уверена, справлялся ли он о ее самочувствии или же о состоянии своего корабля. Она осмотрела руку. Осколок стекла пробил рукав и рассадил кожу, но ничего страшного не произошло.

– Всего лишь царапина, – заверила его Никс.

Хиск вздохнул.

– Это был самый сильный подземный толчок на данный момент, – сказал он. – Похоже, что этот клятый остров хочет сбросить нас со своих плеч.

Никс кивнула. Она тоже хотела поскорей убраться с Пенистого. Растущее число и сила подобных землетрясений говорили о неуклонном приближении луны и предупреждали о грядущей гибели.

Зная это, Никс пришла к одному твердому выводу.

«Надо улетать отсюда прямо сейчас».

* * *

К тому времени, как по всему кораблю прозвенел следующий колокол, Хиск и несколько матросов уже прибрались в рулевой рубке и принялись заделывать разбитое окно, чтобы защитить ее от дождя.

Однако в рубку ворвался другой шторм.

Никс обернулась, когда за спиной у нее спиной с грохотом распахнулась дверь.

В рубку протиснулся Джейс, лицо у которого раскраснелось еще пуще. Он подергивал себя за бороду – признак того, что ему явно не по себе. Источник его растрепанных чувств следовал за ним по пятам.

Грейлин си Мор недовольно проворчал, протопав внутрь:

– Вы уверены, что никто в Бхестийе не знал, что вы прибыли именно с этого корабля? Что ни один из ваших запросов не мог быть истолкован как подозрительный, чтобы привлечь внимание сюда?

Джейс хмуро посмотрел на него.

– Ты что, считаешь нас с Крайшем глупцами, способными что-нибудь необдуманно брякнуть? Во время наших исследований мы были крайне осторожны, и ничто не могло навести на мысль, будто мы что то-то скрываем. Мы ходили по лезвию ножа. Мы не могли искать знания о Пустоземье, не задавая конкретных вопросов, иначе ничего не узнали бы. И, уж конечно, не нашли бы эту старую карту.

Грейлин продолжал хмуриться, хотя выражение лица его немного смягчилось, когда он заметил среди суеты ремонтных работ Никс. Глубокие морщины вокруг его льдисто-голубых глаз заметно разгладились, твердый как кремень взор чуть потеплел.

Никс ответила ему столь же недрогнувшим взглядом. Одежда рыцаря промокла до нитки, темные волосы насквозь пропитались влагой, отчего седые пряди в них блестели еще ярче. Грейлин заметно прихрамывал на левую ногу – похоже, что сырость опять разбередила старые раны. Много лет назад его жестоко избили и подвергли страшным пыткам – после того, как он нарушил свою присягу на верность королю Халендии. Грейлин стал клятвопреступником из-за любви к женщине, Марайне, наложнице этого самого короля. Попытка сбежать вместе с ней привела к его поимке и в конечном счете к смерти его возлюбленной. Только вот плод их запретного союза выжил, рожденный, а затем брошенный на произвол судьбы в болотах Мирра.

Никс уже в тысячный раз вглядывалась в лицо рыцаря, пытаясь отыскать в себе хоть какое-то сходство с этим человеком, который приходился ей отцом. Шрамы испещряли его щеки, словно контуры географической карты – только вот карта эта оставалась нечитаемой, свидетельствуя лишь о боли, которую он испытал из-за того, что осмелился полюбить ту, что была навек отдана другому. После неудачного побега Грейлин считал, что плод их с Марайной любви погиб в болотах, пока четырнадцать лет спустя не обнаружил, насколько ошибочным было это предположение.

Никс выжила. Ей до сих пор снились смутные сны о том времени. Когда новорожденным хнычущим младенцем, брошенным на болоте, ее подобрала и вырастила самка огромной летучей