Путь инквизитора. Том первый, том второй. - Борис Вячеславович Конофальский

что фон Эдель и граф тут ни при чем, как хорошо было бы устроить над фон Эделем дворянский суд, и чтобы на суде он признался в том, что на нападение дал добро сам граф. Нет, ничего такого не выйдет. Жаль. Жаль. Жаль».

Ну а с каркающего господина кавалер еще спросит. Но это уже будет в том случае, если ему удастся вернуться из кантона живым. А с графом… С графом пусть всё решит Агнес. И решать с ним придется немедля. Нельзя начинать войну, имея в тылу у себя такого недруга.

Волков въехал на двор дома Кёршнера, а там столпотворение. Еще издали он увидел, что все окна во дворце горят огнями, но не думал, что будет так многолюдно. Слуги, кони, возки, кареты — весь двор полон. И это ночью! Слыханное ли дело? Он с молодыми господами поднялся в обеденную залу, а там духота от десятков людей и десятков свечей. Окна настежь, но это не спасает: ветра в ночном воздухе нет, ночь теплая.

И ему навстречу бежит хозяин дома, обливаясь потом, возбужденный и радостный.

— Первый судья Мюнфельд приехал. И бывший бургомистр Виллегунд тоже, и глава Первой гильдии купцов Роллен. И еще другие господа, что первые в своих цехах и коммунах.

Кёршнер так и светился, ему, человеку, родившемуся за пределами города, несмотря на большое богатство, никак не удавалось ранее всех этих городских господ видеть своими гостями из-за их высокомерия, а тут вон как… Кланяются, просят принять. Хозяин млел от счастья и приказывал слугам тащить из кладовых на стол все самое лучшее.

— Все хотят с новым епископом познакомиться, — догадался Волков.

— Может, и так, может, и так, — говорил купец загадочно, — но сдается мне, что люди просто раздражены повелением герцога не пускать вас в город, считая такое повеление монаршим сумасбродством, а многие думают заполучить земельку возле ваших пристаней под свои склады, вот и пришли к вам.

— К нам, друг мой, к нам, — поправил его Волков, тем самым потешив самолюбие родственника.

Купец расцвел. Улыбался и еще пуще краснел, чем раньше. Но при этом говорил вещи правильные:

— Значит, к нам. Как вам будет угодно, дорогой родственник. Граф придет в ярость, когда узнает об этой нашей ночной трапезе. И всех, кто тут был нынче, запишет в вашу партию, в ваши друзья. А нам друзья в городе нужны.

— Думаете, дорогой родственник, что тут собирается моя партия? — спросил кавалер.

— Герцог герцогом, граф графом, но когда горцы или еретики стояли под стенами города, так ни герцога, ни графа рядом не оказывалось, — говорил купец, вдруг перестав улыбаться и цвести, и со всей серьезностью продолжал: — Город отбивался сам, как умел, и все горожане, вплоть до последнего бедняка, понимают, что городу нужен свой генерал. А другого полководца, вам подобного, такого же славного и удачливого, на пятьсот миль в округе нет.

«Купчишка-то не так прост, как кажется. Хотя к лести слаб, но не дурак, главное понимает. Хорошо, что он со мной».

А из-за стола вставали важные господа, шли к Волкову, чтобы лично выразить генералу восхищение его победой. И Волков был с этими господами любезен. Отвечал на их поклоны, говорил слова благодарности в ответ на их слова восхищения — и судье, и другим господам, а бывшему бургомистру Виллегунду он выразил сожаление, что из-за неправедных желаний высших лиц он досрочно был вынужден покинуть свой пост, и обещал в присутствии других господ, что вместе с епископом лично будет поддерживать его, если он соизволит вновь баллотироваться на должность бургомистра. И господа, что слышали эту речь, в том числе и глава Первой купеческой гильдии Роллен, обещали всячески тому содействовать. Виллегунд был так счастлив, что даже прослезился.

«Да, кажется, теперь у меня и вправду есть своя партия в городе».

Потом все сели за стол, слуги носили к столу уже поспевшие к тому времени блюда и несли из погребов старые вина. Господа стали выпивать, то за генерала, то за нового епископа, который от такого внимания краснел и смущался.

А за полчаса до рассвета кавалер вдруг встал и просил у собравшихся прощения. После людям своим велел собираться в дорогу. Господа просили его остаться, даже дамы просили, но он вежливо отказывал им всем, ссылаясь на важное дело.

Лишь госпожа Ланге не просила. Она подошла и шепнула:

— Можно ли мне ехать с вами, господин мой?

— Нет-нет, госпожа моя, — отвечал он, целуя ей руку при всех собравшихся, — но карету я вашу возьму, мне надо хоть немного поспать в дороге. Другого времени у меня не будет.

Она, едва сдержав слезы, благословила его крестным знамением.

И кавалер со всеми своими людьми, с выездом, с гвардейцами, с Сычом и с Ежом, был у северных ворот города еще до их открытия. Спал в карете, дожидаясь рассвета и открытия ворот.

⠀⠀

Крестьянин Петер Мюллер возвращался с покоса в полдень. Лошадка его, недавно ожеребившаяся, тащила телегу с нетяжкой поклажей весьма легко. Домовитый Петер — с разрешения старосты, разумеется, — выкашивал клин у оврага и половину сена полагал оставить себе. Ехал он не спеша, вполне довольный жизнью, и еще издали увидал то, что его насторожило. Прямо у дороги два неопрятных на вид мужика развели костер. Люди те были весьма необычны в этих местах.

Господа? Нет, не господа, но и не мужицкого звания тоже. Не попы, не купцы и не солдаты. Что ж за людишки-то? «Городские, сволочи!» — как подъехал ближе, сразу определил для себя мужик. Понял, удивляясь, что городских так далеко занесло от города. И еще сильно его удивляло то, что от их костра уж очень вкусно пахло. Пахло жаренным на углях мясом. И чем ближе подъезжал он к ним, тем тревожнее становилось мужику. Эти городские выглядели не просто как заезжие бюргеры. Они были вида небедного, и весьма… «Разбойники! — похолодел мужик. — Как есть разбойники!» А кто ж еще это мог быть? Морды страшные, один хмырь ухмыляется беззубо, морда до глаз заросшая, другой, лысый и лопоухий, злых зенок своих от крестьянской лошадки не отводит. А что еще хуже, прямо у дороги лежит голова оленя, копыта тут же, а на вертеле над дымящими углями висит мясо бедного животного. Ну вот и думайте сами, что это за люди, которые отважились в лесу господина бить его оленей и прямо у дороги их жарить. Это ж дело висельное! «Точно разбойники! Висельники, не иначе, другие на такое не отважились бы!»

Петер,