Путь инквизитора. Том первый, том второй. - Борис Вячеславович Конофальский

не дожидаясь, когда эти мужики ножи из-под одежи достанут и к нему пойдут, врезал коняшке своей хлыстом, да так, что сам испугался. Коняга вздрогнула и пустилась вскачь, а крестьянин, честный человек, пролетел мимо костерка, да потом еще и оборачивался: не бегут ли за ним. Отъехал подальше, и даже дышать ему легче стало. И так как был Мюллер человек богобоязненный и господина своего чтущий, сразу отправился к дому второго егеря господина, к дому Клауса Кёллера.

Приехал и, увидав того у свинарника, заорал ему через забор радостно:

— Свиней кормишь, Клаус, а у тебя там оленей убивают!

Высокий и сильный Клаус Кёллер обернулся. Посмотрел, кто это там орет у забора. Такой крик был явной наглостью, не всякий мужик может вот так вот просто кричать егерю господина таким обидным тоном.

— Что ты мелешь, дурень?

— Да то и мелю, господин егерь, — продолжал мужик, — там два каких-то человека убили оленя господина и жарят его прямо у дороги, даже в лес не прячутся.

— Да ты пьян, дурак.

— Да не пьян я. Коли не веришь, так езжай сам погляди. Тут и недалеко, даже до оврага не доедешь.

Клаус в такое жуткое преступление не поверил бы, но простой мужик так подшучивать над ним не осмелится. Видно, правду говорит.

— А что то за люди? — спрашивает егерь, понимая, что придется ему ехать. — Не военные ли?

Кто ж еще, кроме военных, осмелится на такое дело?

— Нет, — кричит Петер Мюллер, — не военные. На вид городские.

Не стал мужик говорить егерю, что люди те кажутся опасными. Зачем? Пусть егерь господский сам все увидит.

— Ну так что, Клаус, поедешь?

— Не твое собачье дело, — отвечает ему егерь, — твое дело сказать. А сказал, так езжай дальше, не стой у моего забора.

— Оно, конечно, конечно, — прокричал Петер и радовался, что не сказал егерю о том, что те двое, что жарят оленя, на вид весьма опасные, взмахнул хлыстом и повез сено дальше, половину надо ведь было старосте отдать.

А Клаус Кёллер стал собираться. Взял большой нож, аркебузу, что господин ему выдал, пороховницу повесил через плечо. Быстро и умело оседлал конька своего и направился по дороге в сторону оврага. Надо, конечно, было напарника позвать, но напарник его всю заслугу по поимке браконьеров себе бы приписал, так как он был старшим егерем, а Клаус младшим, поэтому Клаус решил изловить сволочей сам, единолично. Тем более что это простые горожане.

Торопился егерь и вскоре оказался на месте. Уже чувствовал запах дыма и жареного мяса, что разлетался по округе. Он даже следов на дороге не смотрел, так торопился нарушителей изловить. За такое дело можно и награду получить — господин молод и поэтому еще не жаден, — а может, даже повышение.

А когда увидал этих бюргеров, во-первых, пожалел, что не позвал напарника, а во-вторых, про себя пообещал набить морду мужику Мюллеру за то, что не сказал, что эти людишки весьма на вид непросты, хоть и не солдаты. Но отступать было уже нельзя. Клаус, взяв аркебузу и подпалив фитиль, поехал к этим разбойникам. А разбойники жрали мясо и пили пиво из жбана, а увидав егеря, вовсе даже не испугались, а лишь поднялись с земли и встали, руки в боки, в ожидании, когда он подъедет. А он, подъезжая, уже кричал им грозно, чтобы страха нагнать:

— Эй, вы, сволочи! А ну-ка, покажите руки! И говорите, есть ли железо при вас? — А сам подъезжает ближе и поднимает аркебузу.

— Ты дядя, не лаялся бы так с незнакомыми-то людьми, — нагло заявляет ему лопоухий.

И оба стоят с ухмылками, оружия не боятся. Арбалет лежит рядом, и ножи у обоих на поясе.

«Ох, Петер Мюллер, быть твоей морде битой, крепко битой», — думал егерь.

А пока он думал, тот, что пониже да покоренастей… раз — и уже у его коня стоит… два — и под уздцы его цепкой рукой схватил… три — и уже в ствол аркебузы вцепился, на себя ее тянет и смеется ртом беззубым.

— Это ты что, дядя, фитиль-то поджег, а на полочку запального пороха насыпать забыл? Как ты стрелять-то собирался? Или думал, что мы фитиля дымящегося испугаемся?

Егерь даже растерялся от такого проворства опасного человека и думал, что теперь ответить, а тут этот мужик так дернул за ствол, с такой силой, что вырвал аркебузу из сильных, в общем-то, рук егеря.

— Дай сюда, не игрушка это для дураков. Вещь сие опасная.

Но при этом узду коня он выпустил, а егерь тут же коня поворотил и погнал прочь, думая, что аркебузу он вернет, сейчас только до поместья господского доскачет и вернет. А Петер Мюллер… У, подлец, теперь-то точно легко не отделается.

— Ишь, как полетел, — глядя ему вслед, говорил Ёж. — Скоро и сам господин пожалует.

— Пожалует, куда денется, — соглашался Сыч, разглядывая аркебузу. — А вот аркебузка-то дрянь. Больше трех талеров нам за нее не дадут.

— Врешь, — отвечает ему товарищ, — опять врешь. Пять талеров выручим. И я свои две с половиной монеты должен за нее получить.

— Пять талеров, — кривляется Сыч и смотрит на приятеля с укоризной. — Неблагодарный ты, Ёж, человек. И очень жадный к тому.

— Уж кто бы про жадность говорил, — отвечает Ёж и садится снова к мясу и пиву поближе.

Часа не прошло с тех пор, как Сыч и Ёж отобрали у егеря аркебузу, как из кривых ворот старого и неказистого замка с шумом и залихватским гиканьем выехали шесть господ на отличных конях.

Были они, те господа, молоды, при железе и при аркебузах, и даже пистолеты у них имелись. И первым среди них летел на отличном коне не кто иной, как семнадцатилетний Гюнтер Дирк фон Гебенбург, сын покойного Конрада Густава, восьмого графа фон Малена, и младший брат нынешнего Теодора Иоганна, девятого графа фон Малена. А сзади на своем коньке, едва поспевая за господами, спешил егерь Клаус. Ехали они ловить обнаглевших браконьеров, что осмеливаются убивать оленей в лесу господина и, обнаглев от безнаказанности, жарить их прямо у дороги. Нет, Гюнтер Дирк фон Гебенбург, родной брат девятого графа фон Малена, такого допустить не мог и гнал своего коня, волнуясь, что бродяги, которые убили оленя, убегут быстрее, чем он успеет до них добраться. Очень ему хотелось их повесить. Прямо у дороги, на крепком суку, чтобы все проезжающие видели, как господин этих мест бывает строг с ворами и браконьерами.

К радости молодого господина, браконьеры не сбежали, а лишь поднялись и