Путь инквизитора. Том первый, том второй. - Борис Вячеславович Конофальский

видящая и знающая, все равно не верил. Генерал и раньше, в молодости своей солдатской, ходил к гадалкам, как и все его суеверные товарищи, и заговоренные предметы с собой носил в молодости. Но прекрасно понимал, что и предсказатели ничего толком предсказать не могут, а амулеты не защитят тебя от копья жандарма или от сильного удара клевца по шлему.

Сидеть в доме купца до вечера, до прихода Брюнхвальда и Рохи, и думать о всяком этаком Волков не мог, это было выше его сил. Поэтому кавалер, взяв с собой несколько человек, поехал на пристань. Чего ему бояться? Что купчишка какой увидит его, сообщит о том завтра в кантоне кому-нибудь? Так горцы о его приезде уже знают, а войска с ним нет, значит, им и волноваться не о чем. Если, конечно, не прознают они, что кавалерийский полк и баталия ландскнехтов выдвинулись уже к их стороне.

А на пирсах как раз встала на выгрузку новая еще большая баржа. Под рогожами горы разных тюков. Товары, кажется, из Нижних земель. На барже заправляет всем молодой здоровый детина, стоит на корме, на всех покрикивает. Волков пошел к нему.

— Ты хозяин?

— Я, что надобно вам? — спрашивал детина так, что сразу видно — знает себе цену.

— Нанять тебя хочу. На неделю. Плачу вперед.

Он еще договорить не успел, а хозяин баржи закричал:

— Нет! — и для верности головой потряс.

— Отчего же нет? — Волков посмотрел на него пристально.

— Дела у меня, уже есть заказ, — отрезал детина.

— Две цены даю, — не отступал генерал.

— Говорю же, нет, — отвечал хозяин и тоном говорит таким, что тверже, чем железо.

— Давал тебе две цены, так теперь за одну поплывешь со мной. — Кавалер сделал знак рукой.

Тут же Максимилиан что-то прошептал Людвигу фон Каренбургу и Рудольфу Хенрику, и оба молодых господина, расталкивая грузчиков, что несли с баржи тюки, забрались на баржу, ловкие, быстрые, подошли к лодочнику, держа руки на эфесах мечей.

— Это что? — восклицает тот.

— Сказал я тебе, что нанимаю тебя, просил по-хорошему, две цены давал. А ты только дерзил мне и упорствовал в глупости своей.

— Да разве ж так можно? — восклицал изумленный детина, глядя на стоящих рядом с ним молодых господ неопрятного, угрожающего вида, которые еще и руки свои держали на железе. — Это беззаконие!

Тут Волков даже смеяться стал.

— Беззаконие? Дурак, в этих местах закон — это я.

— Я жаловаться буду! — продолжал дурень.

А генерал еще сильнее засмеялся.

— Жаловаться? Кому? Кому ты, дурак, жаловаться будешь? Может, архиепископу Ланна? Или курфюрсту Ребенрее? Или, может быть, консулам кантонов пожалуешься? Может, горцы тебя послушают?

— А, — понял детина, — знаю я, кто вы.

— Знаешь? И кто же я? — Волков улыбнулся.

— Вы тот, кто людям спокойно жить не дает по всему верховью реки, вы Эшбахт, местный задира и раубриттер.

Эти слова, вернее даже, презрительный тон, которым они были произнесены, вдруг задели генерала. Да еще и сказанные ему в присутствии его выезда и нескольких гвардейцев. Он сразу смеяться перестал, помрачнел прямо на глазах и крикнул господину Хенрику, высокому и широкому в плечах:

— Господин Хенрик, а ну-ка, дайте мерзавцу в рыло как следует.

Господину Хенрику повторять надобности нет, он сразу ударил кулаком лодочника в лицо. А фон Каренбурга и просить нет нужды, он еще и еще добавил наглецу по физиономии. Тот схватился за разбитое лицо, но на ногах устоял, а Волков и закричал ему:

— Хотел с тобой по-хорошему, так ты, дурак, ласки не понимаешь! Поедешь со мной без денег, а еще раз рот раззявишь и начнешь дерзить, так велю тебе брюхо распороть и бросить тебя в реку, на радость ракам! А лодку твою заберу себе! А если вдруг кто отважится спросить у меня про тебя, так отвечу, что наказал тебя за дерзость языка, и того моего ответа для всякого будет довольно!

Лодочник, вытирая кровь с разбитого лица, лишь косился на обидчиков и больше ничего не говорил.

Так кавалер нашел еще одну баржу для похода, и та баржа была весьма для него выгодна.

⠀⠀

⠀⠀

Глава 50

⠀⠀

И все-таки тревога так и не покидала генерала, даже за обедом. Ел мало, пил больше, пока наконец не приехал Габелькнат и не сообщил:

— Господин полковник Брюнхвальд обещал быть до ужина. А господин майор Роха со своими людьми пожалуют еще раньше, так как идет он очень споро.

— Максимилиан, — начал кавалер, — как люди придут, надобно их перед посадкой на баржи накормить как следует.

— И напоить было бы неплохо, — согласился знаменосец.

— Да, — Волков кивнул и полез в кошель, — возьмите часть гвардейцев и сержанта, найдите мясников, выкупите у них мясо, у пивоваров пиво, поваров пригласите, посуду достаньте, чтобы к приходу людей была горячая еда. Их будет больше тысячи человек. Все, что найдете, приказывайте свозить сюда.

Максимилиан, взяв с собой сержанта Франка и пятерых гвардейцев, поехал в город искать нужное. А кавалер позвал к себе Хенрика и фон Каренбурга и сказал им:

— Слышали, господа, что скоро уже тут будут наши части?

— Слышали, господин генерал, — отвечает ему фон Каренбург.

— Думаю я, что враги наши раньше времени знать об их приходе не должны.

— Не должны, господин генерал, — согласились молодые господа.

— А купчишки тут есть и из горцев, люди они ушлые, увидят наших, так сразу поплывут в кантон о том сообщать.

Молодые люди его понимали, но молчали. Не знали они, что говорить и что делать. И Волков продолжал:

— Отсюда с пирсов я никого уже до ночи не отпущу, а вот от города отплыть они могут.

— И что же делать нам, генерал?

— Найдите тут лодку большую, с гребцами, спуститесь чуть ниже города по течению, и если кто на лодке до ночи решит проплыть мимо вас, так всех хватайте и ко мне тащите.

— Сделаем, генерал, — обещал фон Каренбург.

— Господа, это важно, коли кто предупредит врага о нашем походе, так встретят нас на берегу так, что кровью умоемся.

Молодые господа кивали, понимая важность своего дела, и ушли исполнять поручение. А Волков сел у пирсов смотреть на воду, на людей и думать о том, что Роха должен быть уже недалеко.

И вправду скоро у причалов, где находился генерал, появился капитан стрелков Вилли. Самый молодой из всех капитанов, которых видел генерал за всю свою жизнь, он въехал на причал на дорогом вороном коне. И с ним шла его первая рота, рота грозных