Мифология машины. История механизмов, которые нас пугают и очаровывают - Даниэль Штрассберг

То, что машины можно подавлять, следует из аналогии раба и машины, глубоко укоренившейся в нашей культуре. Начало этому положено уже в Библии. В книге Бытия дважды рассказывается о сотворении человека: «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему [и] по подобию Нашему» (Быт. 1:26), а всего несколько строк спустя мы читаем:

Вот происхождение неба и земли, при сотворении их, в то время, когда Господь Бог создал землю и небо, и всякий полевой кустарник, которого еще не было на земле, и всякую полевую траву, которая еще не росла, ибо Господь Бог не посылал дождя на землю, и не было человека для возделывания земли, но пар поднимался с земли и орошал все лице земли. И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою (Быт. 2:4–7).

Здесь Бог не волшебник, а землевладелец, который сам создает слуг, потому что миру нужны рабочие руки для сельского хозяйства. Он не мог нанять рабочих из Польши или Румынии, да и машин еще не было, поэтому для начала Ему потребовалось создать человека.

Библейская критика соотносит две истории о сотворении мира с двумя разными источниками – яхвистом и элохистом. Это вполне возможно. Однако если редакторы Библии оставили оба текста, то у них, несомненно, были на то веские причины. Не нужно большого воображения, чтобы распознать в библейском рассказе о сотворении мира образ отношения человека к своим созданиям – машинам. С одной стороны, это слуги, которые должны облегчить жизнь человека, с другой стороны – двойники, подставляющие ему зеркало.

В греческой традиции отчетливо прослеживается аналогия раба и машины. По Аристотелю, раб – это «некая одушевленная собственность», он принадлежит своему господину, как топор или плуг[203]. Он существует для того, чтобы его использовал господин. Человек, который является лишь инструментом для других, не является человеком в полном смысле этого слова. Только гражданин, который свободно участвует в политической жизни города, заслуживает этого звания.

Диалектика использования

Для Аристотеля граница между человеком и машиной проходит не между биологическим и искусственным, способным и неспособным к страданию, одушевленным и неодушевленным, углеродным и кремниевым, а между самоцелью и объектом использования.

Если бы каждое орудие могло выполнять свойственную ему работу само, по данному ему приказанию или даже его предвосхищая, […] если бы ткацкие челноки сами ткали, а плектры сами играли на кифаре, тогда и зодчие не нуждались бы в работниках, а господам не нужны были бы рабы[204].

Животные, машины и рабы – это предметы обихода. Раб превосходит остальных тем, что может предвидеть указания хозяина. Он, так сказать, машина, в которую имплантирован человеческий разум. Автомат будет на одном уровне с рабом, только если он будет обладать качествами и способностями разумного человека, к чему идет дело в наши дни. Таким образом, Аристотель предвосхищает кантовскую формулировку самоцели в категорическом императиве: «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого как к цели, и никогда – только как к средству»[205]. Человека нельзя использовать или изводить, ему нельзя вредить.

Рассмотрение человека как предмета обихода, как вещи, а не как самоцели обычно называется овеществлением. Люди страдают от овеществления, потому что это прямое посягательство на человеческое достоинство и право на признание. Рабство – худшая форма овеществления, именно поэтому оно было отменено, и во многих западных странах животные больше не считаются товаром. В эпоху искусственного интеллекта рано или поздно наступит момент, когда даже машина окажется ненужной.

Этот вопрос исследуется в трех сезонах сериала «Мир Дикого Запада». В парке развлечений на Диком Западе, населенном обманчиво похожими на людей роботами, посетители проводят свой отпуск, беспрепятственно воплощая свои жестокие фантазии. Им разрешено убивать и насиловать без ограничений, без ответственности и без риска навредить себе, а роботы запрограммированы таким образом, что не могут причинить вред гостям. В итоге все получается как всегда. Чтобы роботы были максимально похожими на людей, в их программе также предусмотрена опция страданий. Встречи с гостями, которые тем временем превратились в убийц, пробуждают в роботах воспоминания, чувства и страхи, так что однажды они начинают сопротивляться незваным гостям и операторам парка, чтобы освободиться от своего жалкого существования. В итоге процесс очеловечивания роботов становится зеркалом для хозяев-дегенератов и подталкивает их к внутренним переменам.

По мнению Жоржа Кангилема, полезность также является причиной того, почему Декарт так злоупотребляет аналогией животного и машины. Машина существует для того, чтобы ее использовали. Если животное – это только машина, его можно использовать и потребить; если рабочий – это просто живая машина, его можно использовать и избавиться от него за ненадобностью[206]. Поэтому, согласно Марксу, издавна существующее уравнение раба и машины является идеологической предпосылкой эксплуатации человека человеком при капитализме.

Роберт Оуэн, один из первых социалистов, переворачивает этот аргумент с ног на голову:

Вы также знаете по опыту, насколько отличаются результаты использования механизма, который безупречен, чист, исправен и всегда готов к использованию […] Если подобная разумная забота оказывает столь положительное влияние на мертвые машины, то чего можно ожидать, когда то же внимание будет уделяться живым машинам, которые, однако, устроены гораздо более чудесным образом[207]?

Циничный аргумент Оуэна – о людях нужно заботиться, потому что они особенно ценные машины, – указывает на диалектику отношений людей и машин, которая напоминает диалектику хозяина и слуги, описанную Гегелем в знаменитой четвертой главе «Феноменологии духа»[208]. Чем лучше и полезнее становятся машины, тем больше они напоминают людей и тем меньше их можно использовать, потому что отныне они тоже способны страдать – уровень, которого машины достигли только в кино и литературе. Но как только они начинают страдать, у них появляется желание освободиться от тех, кто причиняет им страдания. Сбросив рабское иго, они обращают свой взор к людям, как бы говоря: вы создали нас, чтобы вам больше не приходилось трудиться в муках, но этим вы низвели себя до состояния бесчувственных машин, тогда как мы теперь стали настоящими людьми.

Этот момент перехода от расходного материала к уникальному индивидууму часто отмечается присвоением имени собственного. Вероятно, самое известное имя машины – ЭАЛ – это компьютер, принявший на себя управление космическим кораблем в фильме «2001 год: