Я – тело, только тело. Исследование телесности, сознания и ампутированных конечностей - Мохеб Костанди

к полноценному общению, когда набирали предложения, а иногда и полноценные рассказы. Однако в 1990-х годах методика была дискредитирована благодаря исследованиям, продемонстрировавшим, что ответы испытуемых в действительности исходили от самих фасилитаторов. В ходе одного из экспериментов в 1993 году исследователи задавали разные вопросы фасилитаторам и испытуемым через наушники и получали ответы на вопросы, заданные фасилитаторам, а не испытуемым; в другом исследовании, выполненном в 1994 году, было показано, что испытуемые не могут сообщать факты, неизвестные фасилитаторам; наконец, в 1995 году исследователи продемонстрировали неспособность испытуемых описывать ранее виденные объекты в отсутствие фасилитатора1.

В начале ХХ века, когда популярность спиритических сеансов была на пике, появился человек с лошадью, собравшийся завоевать весь мир. В 1904 году немецкий учитель математики Вильгельм фон Остен привез на выставку арабского жеребца из России по кличке Ганс, который после четырех лет тренировок мог совершать всевозможные интеллектуальные подвиги. К изумлению берлинской публики, Ганс был способен выполнять арифметические вычисления и считать количество зрителей, постукивая копытом. Он также называл имена художников, когда ему показывали произведения искусства, и композиторов, которых слышал; для этого он использовал алфавит, в котором латинские буквы были заменены цифрами, где A обозначалась одним ударом, B – двумя и так далее. Примечательно, что Гансу удавалось это делать даже в тех случаях, когда вопросы задавали люди, которых он никогда до того не видел.

Умный Ганс, как его стали называть, привлек внимание журналистов и вскоре стал мировой сенсацией. В августе 1904 года специальный корреспондент газеты New York Times Эдвард Т. Хейн отправился в Берлин, чтобы лично увидеть Умного Ганса, а после написал о нем восторженную статью на целую полосу. «Более четырех лет господин фон Остен систематически занимался с животным как с ребенком, – писал Хейн. – Ганс – эксперт в числах, он даже умеет вычислять дроби. Он верно отвечает на вопросы о количестве четверок в 8, в 16, в 30 и так далее. Когда его спрашивают, сколько троек в 7, он ставит ногу дважды [для целого числа] и один раз для дробного. Затем, когда на доске написаны друг под другом 5 и 9 и его просят сложить сумму, он отвечает совершенно правильно». Далее в статье описываются и другие удивительные способности: «Он различает соломенные и фетровые шляпы, трости и зонтики. Знает различные цвета. Перед глазами у него несколько разноцветных лоскутов, закрепленных на веревке. Офицер кавалерии становится перед лошадью и просит Ганса назвать цвет его фуражки. Лошадь отвечает, трижды ударяя ногой вниз, что соответствует цвету третьего лоскута, который, как и фуражка, красного цвета»2.

Агентность – чувство контроля

Большинство из нас испытывают чувство добровольного контроля над своим телом, мыслями и действиями, ощущение, что мы управляем движениями собственного тела при ходьбе, разговоре и других видах деятельности. Наши мысли и действия, а также их влияние на внешний мир представляются неразрывно связанными: мы генерируем намерение действовать, а затем соответствующим образом перемещаем свое тело, чтобы произвести желаемый эффект на окружающее пространство. Так, например, я сижу в кресле и читаю книгу; наступает вечер, и я замечаю, что в комнате становится темнее, поэтому тянусь к лампе и включаю ее. Я поднимаю руку, чтобы включить лампу, и, как только я щелкаю выключателем, свет от нее разливается на страницы моей книги.

Чувство, что мы контролируем свое тело, свои мысли и действия, и называется чувством агентности, и оно, наравне с чувством владения телом, составляет фундамент телесной осознанности. Связь между нашими мыслями, действиями и тем, как они сказываются на внешней среде, достаточно сильна, однако лежащие в ее основе механизмы мозговой деятельности чрезвычайно сложны. Как в мозге формируются намерения? Как мы выбираем между различными вариантами действий? Когда начинаем осознавать свой выбор? Все эти вопросы до сих пор остаются без ответа.

Результаты ряда исследований свидетельствуют о том, что мозг искажает наше восприятие времени, что позволяет нам сильнее ощутить контроль над своими действиями. В исследовании 2002 года специалисты из Университетского колледжа в Лондоне попросили участников оценить, когда, по их мнению, происходят те или иные добровольные и недобровольные действия и их последствия. В одном из экспериментов участники по своему усмотрению нажимали на клавишу, которая через короткий промежуток времени издавала звук. Затем исследователи воздействовали при помощи магнитной стимуляции на моторную кору головного мозга, вызывая подергивания мышц, которые приводили к непроизвольным нажатиям на клавиши, при каждом из которых снова раздавался звук. В обоих случаях участники должны были определить момент нажатия клавиши и появления звука, отмечая положение секундной стрелки на циферблате часов. Во всех случаях интервал между подачей звука и нажатием клавиши составлял ровно 250 миллисекунд (то есть четверть секунды). Однако авторы эксперимента обнаружили, что восприятие этого интервала смещается в ту или иную сторону в зависимости от того, было ли нажатие клавиши добровольным или непреднамеренным. При нажатии клавиши по собственной воле участники воспринимали свое действие на доли секунды позже, а звук – на доли секунды раньше, чем это было на самом деле. Непроизвольное нажатие клавиш, вызванное магнитной стимуляцией, имело обратный эффект – действие воспринималось как начавшееся несколько раньше, а звук – как раздавшийся несколько позже.

Иными словами, мозг активно изменял восприятие участниками времени, за которое происходили эти события. При добровольных действиях движение и его чувственно воспринимаемые последствия воспринимались как более сближенные во времени, что усиливало чувство ответственности участников за совершаемые ими действия – этот эффект исследователи назвали интенциональной привязкой (intentional binding). Непроизвольные действия и их последствия, напротив, воспринимались как более удаленные друг от друга, что приводило к осознанию участниками того факта, что эти действия им фактически не подконтрольны. «Полученные результаты позволяют предположить, – заключают исследователи, – что мозг содержит специфический когнитивный модуль, связывающий намеренные действия с их последствиями для создания целостного осознанного опыта нашей собственной агентности»3.

Более свежий вариант этого исследования, опубликованный в 2015 году, продемонстрировал, что принуждение изменяет эффект интенциональной привязки. Когда участников заставляли нажимать клавишу, они воспринимали интервал между нажатием и его звуковым эффектом как более длительный, чем при добровольном выполнении. Следовательно, принуждение ослабляет наше чувство агентности, ощущение того, что мы контролируем действия, к которым нас принудили, – мы «всего лишь подчинялись приказам»4.

Исследователи из Хьюстона (Техас, США) предложили альтернативное объяснение образующейся в мозге взаимосвязи причины и следствия. Их эксперимент 2006 года был разработан по схожей схеме, но включал в себя функциональное магнитно-резонансное сканирование мозга. Каждый раз, когда участники нажимали на клавишу, после короткой фиксированной задержки появлялась вспышка света, которая воспринималась как результат