Справедливость: решая, как поступить, ты определяешь свой путь - Райан Холидей

Вот почему движение за гражданские права оказалось гораздо более масштабным явлением, нежели простые марши. Это была череда бесконечных судебных дел — дел, которые годами рассматривались, годами лежали в судах, годами ждали правильный вердикт… а затем политики и правоохранители Юга нередко игнорировали принятые решения. Когда Миссисипский университет неоднократно отказывал в зачислении Джеймсу Мередиту, юрист Джон Доар подал сотни ходатайств, предстал перед несколькими судьями, написал многочисленные апелляции.

«Вы просто должны возвращаться снова и снова», — сформулировал Доар свою юридическую стратегию, будь то ликвидация сегрегации или судебное преследование убийц. Вынесенное постановление не имело значения. Ничего не заканчивалось, если мэр или губернатор игнорировали решение. Неважно, что толпа осаждает, неважно, что никто не помогает расследованию. Есть время, есть следующее ходатайство, новое место рассмотрения дела, очередная апелляция, что-то, что еще не обнаружено.

Главное — чтобы хорошие парни не сдавались. Чтобы они не падали духом. Главное — продолжать верить, что они могут победить и победят[185].

Даже после покушения (его ранили выстрелом в голову) Джеймс Мередит продолжал действовать. Не сдавался и Доар. Так же как Лемкин и Проксмайр. Речь за речью. Ходатайство за ходатайством. День за днем. Они держались. Они просто возвращались, пока, наконец, не добивались крошечного прогресса.

Они делали свою работу.

Стоики учат, что мы строим жизнь, создаем перемены, продвигаясь шаг за шагом, шаг за шагом, и никто здесь вам не помешает, как писал Марк Аврелий в «Размышлениях»[186]. «Внутрь гляди, внутри источник блага, и он всегда может пробиться, если будешь всегда его откапывать»[187]. Никому не под силу заставить вас отказаться от своей цели — это единственное, что вы контролируете. Вас могут осыпать проклятиями. Могут воздвигнуть бесчисленные препятствия. Могут напасть с ножами и кулаками (как это случалось с людьми вроде Джона Доара и Джеймса Мередита). Могут похоронить вас под бумагами. Могут затягивать время почти до безумия.

Но решение уйти, отказаться от идеи, покинуть организацию — оно всегда наше.

Мы начинаем с малого. Обзаводимся союзниками. Заботимся о маленьком человеке.

Мы должны действовать. Мы должны действовать, даже если наше влияние невелико, даже если его игнорируют, возможно, даже если миссия кажется самоубийственной. Даже если кажется, что эффекта при нашей жизни не будет, мы должны попытаться.

Кроме того, если мы легко достигаем своих целей, если изменения происходят без сопротивления, действительно ли мы ведем правильную борьбу? Поражения, отступления, враги — вот признаки того, что мы нацелились достаточно высоко, что мы добиваемся чего-то важного, того, что имеет значение.

Когда мы сталкиваемся с этим, то должны продолжать идти вперед. Двигаться шаг за шагом. Следовать процессу, добиваться того прогресса, что нам по силам.

Мы порождаем импульс. Мы возвращаемся снова и снова.

И в конце концов, неизбежно кто-нибудь — мы или человек, несущий тот факел, который мы помогли зажечь, — добивается успеха.

И что тогда?

Мы поступаем так, как сказал Проксмайр, завершив свою последнюю речь. Мы игнорируем желание праздновать. Мы отказываемся почивать на лаврах. Мы знаем, что справедливость никогда не бывает окончательной.

Мы улыбаемся и говорим: «Пойдем поищем что-нибудь еще».

Нечто большее, чем мы…

Но хотя Христос и не говорил людям: «Живите ради других», Он указал, что нет никакого различия между чужой и своей жизнью.

Оскар Уайльд[188]

Мы рождаемся абсолютными эгоистами: нас заботят только свои потребности, свое выживание. Однако при рождении мы получаем образец идеального бескорыстия — безусловную любовь родителей.

Все мы живы сейчас по той причине, что кто-то позаботился о нас, когда мы были маленькими и беззащитными.

Работа всей нашей жизни заключается в том, чтобы перейти от этой зависимости к надежности, от принятия чужой заботы к тому, чтобы проявлять ее самим — и не только о собственных детях, если мы решили их завести, но и о других людях, об идеях, о делах, о самой справедливости.

Стоик Гиерокл изобразил это в виде нескольких концентрических кругов. Каждый человек, по его словам, рождается в их центре, в первую очередь заботясь о себе. Со временем мы расширяем круг своих забот или страстей, включая в него людей, которых мы любим, которые живут вокруг нас, которые на нас похожи. Далее, за пределами этих внутренних кругов, лежит более широкий мир — собратья по разуму, рассеянные по всему миру, окружающая среда, животные, даже будущие поколения, которых мы никогда не встретим. Гиерокл говорил, что задача философии справедливости — притягивать внешние круги к ближним, заботиться о других так же, как о самих себе.

Чем шире наши круги, чем больше наше сердце, тем лучше становится мир.

Мы должны осознать, что все мы — часть одной большой семьи, суть и природа каждого из нас имеет общее с другими.

Гиерокл писал, что совершеннейшее безумие — желать соединиться с теми, кто по природе своей не питает к нам никакого расположения, и сознательно, в величайшей степени наделять их семейными узами.

Но это прекрасное безумие, не так ли?

Красота тех, кто неустанно трудится ради лучшего будущего, кто борется и сражается за права других, кому небезразлично, как живут другие, кто находит способ любить своих врагов, кто находит способ творить добро в мире зла… Каждый удар по жестокости, каждый шаг ради порядочности облегчает следующий.

Мы должны заботиться о тех, кто не может позаботиться о нас, — и о тех, кто не заботится о нас.

Это наша ответственность.

Это наше высшее призвание.

Работа всей нашей жизни.

Часть III. Все (это одно)

Благодаря святым, которых я встречаю повсюду, лично для меня жизнь все же стоит того, чтобы жить… Под святыми я подразумеваю людей, которые ведут себя вменяемо и порядочно в обществе сумасшедших.

Курт Воннегут[189]

Существует нечто, выходящее за рамки прямоты, выходящее за рамки заботы и сострадания, — когда добро становится формой величия. В каждой культуре, в каждой традиции есть собственный вариант святого. Речь о тех, кто не просто отвечает на призыв к мужеству и справедливости, а делает это бескорыстно, с самообладанием и грацией, которые кажутся сверхчеловеческими. В них это становится чем-то святым, священным. Они принимают не только чувство «мы», содержащееся в добродетели, но и масштабную решительную связь со всеми и всем, что когда-либо жило, включая в это «мы» даже еще не родившиеся поколения. Они заботятся не только о людях и