Справедливость: решая, как поступить, ты определяешь свой путь - Райан Холидей

Какой-то колонизатор избил его.

Вскоре после того, находясь по делам в Южной Африке, Ганди ехал поездом в Преторию. У него имелся билет первого класса, но по дороге его попросили пересесть в третий — из-за расовой принадлежности. Когда он отказался, его вышвырнули из поезда с багажом, и он провел долгую холодную ночь в одиночестве у рельсов. На следующий день ему не позволили занять место рядом с белыми пассажирами дилижанса, а затем его оскорбил возница.

В чем заключался смысл этой жестокости? Кому она служила?

Когда позже Ганди попросили описать «самый творческий опыт в его жизни», он указал именно на тот момент, на унижение и дегуманизацию узаконенной несправедливости. Позже он объяснял: «Мои трудности представляли собой лишь поверхностный симптом крайне предвзятого отношения к цветным людям». На том вокзале — подобно Томасу Кларксону на перекрестке — он понял, что это зло нельзя игнорировать, что он, как и любой другой человек, имеет право попытаться «искоренить эту болезнь и претерпеть трудности в ходе этого процесса».

Вскоре после того в Южной Африке появились новости о законопроекте, лишающем индийцев избирательных прав. Это была первая из многих запланированных дискриминационных мер против людей, которых британцы ввозили в свои колонии в качестве рабочей силы, а теперь опасались как социального и экономического класса. Ганди приехал в Наталь, чтобы поработать над несколькими юридическими делами, и рассчитывал вскоре вернуться домой в Порбандар. Несправедливость испытанного на себе, того, что власти теперь пытались закрепить в законе, потрясла его. Он предполагал задержаться еще на месяц. Эта война длилась следующие два десятилетия.

Ганди начинал с малого. Он представлял интересы бедных рабочих. Мусульманина, который по религиозным соображениям не хотел, чтобы его заставляли снимать головной убор в суде. Он опубликовал несколько памфлетов, отстаивая равные права индийцев. Учредил небольшую газету. Писал британским политикам в Англию. Основал Индийский конгресс Наталя — свою первую политическую организацию. У него появились союзники и друзья, в том числе Генри Полак и Герман Калленбах, два еврея, которые останутся его соратниками и советниками до конца его жизни[191]. Он посещал трущобы, впервые осознав, как живут другие члены общества, какие унижения и несправедливости ежедневно испытывают не только люди из его общины, но и те, на кого нападает сама эта община — так называемые неприкасаемые.

Все это время он хорошо зарабатывал усердной юридической практикой — настолько хорошо, что вернулся домой, забрал семью и повез в Южную Африку. Именно на обратном пути из дома он в третий раз столкнулся с расовой ненавистью, причем на этот раз встреча оказалась гораздо более опасной. Когда он находился на корабле у берегов Африки вместе с несколькими сотнями других индийцев, распространился злобный слух, что они — часть нашествия нелегальных иммигрантов, больные новички-паразиты, которые вытеснят и заменят нынешний правящий класс. Это была та самая теория великого замещения. Вирусная дезинформация. Джим Кроу и ку-клукс-клан. Старая песня, какую исполняют, кажется, целую вечность[192].

«Эти слабые создания намеревались стать собственниками единственной вещи, от которой их отстранили власти, — права голоса, — сказал один из ораторов разъяренной толпе, собравшейся на берегу. — Они намеревались сесть в парламент и издавать законы для европейцев; взять на себя управление хозяйством и отправить их на кухню».

Ганди посоветовали сойти на берег под покровом ночи. Он отказался, не найдя в ненасилии ничего, что обязывает его быть трусом. Он встретился с толпой, выдержал ее удары, оказавшись в нескольких секундах от линчевания — люди скандировали, что повесят его на яблоне.

«Ганди должен был до конца своих дней ненавидеть все белые лица», — заметил Эдвард Томпсон, оксфордский ученый и его друг. Инцидент на берегу его закалил — толпу он простил, но дело решил довести до конца. И он будет действовать, делая своих последователей лучше, а не потакая их худшим качествам.

Ганди известен своими кампаниями в Индии, а вот его деятельность в Южной Африке в значительной степени забыта. Однако именно его работа в Южной Африке, где он защищал права индуистских и мусульманских иммигрантов от первых проявлений расовой ненависти, которая унесет миллионы жизней в течение следующего столетия, породила не только его репутацию, но и великий прорыв в человеческих делах.

В начале 1900-х годов Ганди неоднократно ездил в Лондон, где добивался того, чтобы отношение колониальных властей к своему народу улучшалось, а их права как британских подданных соблюдались. Там он стал свидетелем работы суфражисток, чье движение в то время только набирало обороты. Он посетил одно из их собраний и побеседовал с самой Эммелин Панкхерст.

«Сегодня вся страна смеется над ними, — писал он, вернувшись назад, — а на их стороне лишь несколько человек. Но эти женщины неустрашимо трудятся ради своего дела. Они обязательно добьются успеха и получат право голоса — по той простой причине, что дела лучше слов».

В Южной Африке, нарушив закон, требовавший от каждого мужчины азиатского происхождения сдавать отпечатки пальцев, проходить медосмотр и постоянно носить с собой регистрационное свидетельство, 11 января 1908 года Ганди оказался в том же суде, где в качестве адвоката столько раз пытался уберечь своих клиентов от тюрьмы. Теперь он попросил судью вынести ему полный срок, предусмотренный законом. Через несколько дней к нему присоединились сотни сторонников.

Индийцы подвергались дискриминации, потому что считались второстепенным народом, политически несостоятельной, не имеющей надежды группой, — индуисты, мусульмане, богатые, бедные, свободные, подневольные. И все же они были здесь, скоординированная волна мужчин, а затем и женщин — один человек за другим, в своем молчаливом и неостановимом неповиновении закону.

Он приказал «заполнить тюрьмы»… и они заполнили!

Один из его ближайших политических союзников объяснял: «Ганди обладал удивительной духовной силой превращать обычных людей вокруг себя в героев и мучеников».

«Когда я впервые запустил сатьяграху, — говорил Ганди, — у меня не было ни одного соратника. Нас было 13 000 мужчин, женщин и детей против целой нации, способной нас уничтожить. Я не знал, кто ко мне прислушается. Все произошло в мгновение. Не все 13 000 дали отпор. Многие отступили. Но честь нации была спасена. Южноафриканская сатьяграха написала новую историю».

Это слово — сатьяграха — самое важное понятие в новой истории, возможно, одно из самых важных в истории человеческой расы[193]. В то время довольно популярным термином было «пассивное сопротивление», которое применяли суфражистки, но Ганди ощущал, что этого удручающе мало. Ведь сам он действовал активно, а не пассивно. Он искал конфликт — не насильственный, а столкновение справедливости с несправедливостью. Такой, где справедливость получила бы