Танцующие с тенью - Дэвид Ричо

не в том, что родители не удовлетворяли наши потребности, а в том, что сейчас, в настоящем, мы не скорбим по этим потребностям. Проделав личную работу и оплакав теневую сторону своего далекого прошлого, его недостатки или злоупотребления, мы получим гораздо больший доступ к обогащающей близости с другими людьми. А еще мы наладим лучший контакт с собственным потенциалом и со своими глубочайшими потребностями, ценностями и желаниями. В этом спрятана наша позитивная теневая сторона, которую мы до сих пор подавляли из-за того, что нам не позволяли быть собой и в полной мере проявить свой психологический облик.

Если наши детские потребности не были удовлетворены, они оставляют психический след: горе утраты, долгий, жалобный внутренний крик об упущенном. Этот крик остается внутри на всю жизнь. Звучит он примерно так: «Прими меня, позаботься обо мне, позволь мне быть свободным, увидь меня, услышь меня, люби меня!» Мы кричим это вслух или про себя на протяжении всего своего детства; мы кричим это вслух или про себя в каждых своих взрослых отношениях. Этот крик зарождается из надежды и заканчивается порой удовлетворением, а порой отчаянием.

Здоровых людей никогда не заботят только их собственные потребности, они ищут любовь в ком-то вне себя. Папоротник неспособен обеспечивать собственную окружающую среду. Он требует очень специфических внешних условий. Мы, люди, подобно папоротнику, ждем подходящих условий: оплакиваем потери своего прошлого (это наша часть) и становимся объектом заботливой любви другого человека (вклад взрослого партнера). Целью наших ранних, детских потребностей было зарождение в нас сильного чувства собственного «я». Вполне вероятно, в детстве это оказалось невозможным. Но это возможно во взрослой жизни. Наша идентичность порождается любовью, но не ограничивается временем.

У наших потребностей (и детских, и взрослых) в свободе, внимании, принятии и привязанности есть теневая сторона. Инфантильное теневое толкование потребности в свободе часто порождает стремление вовсе не к свободе, а к освобождению от ответственности. Потребность во внимании в теневом контексте запросто превращается в потребность в изнеживании; потребность принятия — в необходимость признания твоей правоты всегда и во всем; потребность в привязанности — в потребность в сексе. Работа по интеграции тени усиливает нашу способность переживать близость не по-детски, а по-взрослому.

Тень детства живет в родительском насилии и пренебрежении, от которых мы могли страдать, а также в секретности, которая все это покрывала. Каждая детская травма, если она нами не оплакана и не исцелена, становится драмой во взрослых отношениях. Эта драма — глубочайшая тень взрослой близости. Мы раз за разом повторяем свое прошлое, даже не осознавая этого. Например, если нам в детстве часто бывало больно из-за того, что нас не слушали, повзрослев, мы отчаянно ищем партнера, который слушает, а когда он этого не делает, обижаемся и обвиняем его в невнимании. Мы тут совершенно ненасытны, ибо нам никогда не насытиться тем, чего нам недодали в детстве. И единственный способ справиться с этой потерей заключается в том, чтобы оплакать ее.

Траур — это исцеление воспоминаний. Это работа с горем[43]. Оплакивая прошлые утраты, мы отпускаем изначальную боль, отказываемся от нее. Мы признаем то, что с нами произошло, и то, как мы ведем себя сейчас в своих взрослых отношениях; мы стремимся прочувствовать всю печаль, гнев и страх, которые сопровождали наше детство, а теперь проявляются и в нашем настоящем. В итоге происходит резкое изменение, сдвиг, и мы отпускаем прошлое и прощаем обиду, что позволяет нам далее вести более здоровую жизнь. Эта жизнь будет комбинацией родительского подхода к себе и открытости к здоровой близости. Теперь мы не ищем любви, а сносим стены, которые сами возвели, чтобы не пускать ее к себе. Любовь не навязывается; она всегда ждет нашего приглашения.

Поскольку центральными задачами развития до уровня взрослого человека являются сепарация и индивидуализация, без потерь и горя этот рост невозможен. Переход на новую стадию развития всегда означает отказ от стадии предыдущей — привычной и комфортной. Младенцам очень нравится, когда их кормят грудью. А когда их от груди отнимают, они частично лишаются тепла материнского тела, получая новый способ заботы и воспитания, соответствующий новому возрасту в жизни. Но за это малыш платит свою цену в форме утраты и горя; это теневые стороны роста. Каждая клеточка нашего организма накрепко заучила и усвоила: когда ты от чего-то отказываешься и чего-то лишаешься, чтобы идти дальше, тебе больно. Расти — значит переходить от привязанности к отстраненности, а затем к новым привязанностям, более точно отражающим твой новый уровень потребностей. Сопутствующая этому процессу отстраненность — это негативная тень тревоги по поводу сепарации и траура по утраченному. В привязанности же содержится позитивная тень вызова нового начала со всеми его рисками.

А еще взросление предполагает укрепление способности спокойно и безопасно переносить одиночество. Парадокс здесь в том, что эта способность эффективнее всего развивается в присутствии кого-то, кто постоянно и последовательно о тебе заботится. В тесных объятиях обретается сила не бояться одиночества. Все, что мы имеем, идет от кого-то, то есть все на свете дар, благодать. Роль матери в том, чтобы сначала выносить нас, затем стать для нас надежным плацдармом, к которому мы будем возвращаться, когда начнем исследовать мир, и в конце концов быть взрослым, поддерживающим нас до конца жизни. А наша роль в том, чтобы дать себя выносить, затем уходить и возвращаться и, наконец, пойти своей дорогой, согласно сюжету пути героя.

Решающее значение в этом процессе имеет выбор времени, тайминг. Каждому изменению и каждой сепарации требуется нужный момент. Если отлучение младенца от груди происходит внезапно или слишком рано, малыш ощущает себя оставленным, так проявляется теневая сторона приходов и уходов. Мы, люди, испытываем яростное неудовольствие, когда чувствуем себя покинутыми. И в заботливом доме сразу услышат крики протеста и боли ребенка. Личная сила развивается именно из этой родительской отзывчивости к мудрости нашей детской интуиции и наших внутренних часиков. Это характерная особенность позитивной тени детства: мы наделены свободой находить свои внутренние ресурсы.

В определенный момент в начале жизни готовность отпустить старую привязанность и перестроить свои отношения с матерью возрастает соответственно нашим новым силам. Это происходит только благодаря нашей работе с горем: мы позволяем «умереть» прежнему образу матери и прежнему образу себя во взаимодействии с ней. И происходит такое чисто инстинктивно, оно хочет произойти. В этом состоит парадокс человеческого роста — мы обретаем идентичность через утраты и потери.

Надо сказать, горе обожает цепляться за похожие события в прошлом, словно за трамвай, и кататься на них