Сдалась орку по собственному желанию - Мария Авенская

Миг — второй — третий. Внизу бульк, шорох, мат очень приличный, едва слышный. Я тяну верёвку, но он её отталкивает.

— Рагхар?!

Тишина. Только эхо: «Раг… хар… хар…»

— РАГХАР?! — уже почти крик.

Ответа нет. Только плеск и что-то металлическое цокает о камень. Вслед за этим — зловещее «бууум» из глубины. Будто пол в колодце не имеет дна.

***

— Верёвку! — ору на всю деревню.

Полдеревни набегает сразу. Дядька Петро с бечёвкой, Дуняша с одеялом (зачем — она не знает, но уж очень хотела помочь), Глаша с метлой, Федька с выражением лица «я сейчас сильно помогу и мне простят стрелу». Им всем дружно: «Не лезь!», «Опасно!», «Сломаешься!», «Он сам вылезет!» — а я уже приматываю верёвку себе к талии.

— Мэл, стой! — Глаша хватает за плечо.

— Я иду, — отвечаю, и срываюсь в колодец.

Сырые камни обдирают локти, верёвка скрипит, пахнет мокрым железом и мхом, внизу — чернота, как у чиновника в душе. Я ступаю ногой в воду — холод до костей, зубы стучат сразу, но разум молчит: надо дальше.

— Рагхар! — зову, и голос пропадает, как монета в бездонной кружке.

— Ты чего сюда полезла? — ответил он с округлившимися глазами. — Я же сказал, что осторожный.

— Тебя долго не было, я забеспокоилась.

Он шумно вздохнул, вложил в мою руку серьгу.

— Держись за меня, чейчас вылезем.

Я крепко обняла его за талию ногами и руками, чтобы точно не соскользнуть. Мы выбрались мокрые и грязные.

Мы, как идиоты, захохотали. Так, что воробьи взметнулись.

Я запнулась о корень — он поймал меня за талию. Второй ладонью он откинул мокрые волосы с моего лица, и я поймала его взгляд, а дальше не надо было слов.

Он поцеловал не спросив, не предупредив. Горячо, сладко, я ответила, и мы оба, кажется, забыли, что у колодца есть свидетели.

— Это тоже местный ритуал? — прошептал он, когда мы наконец перевели дыхание.

— Строго обязательный, — шмыгнула я. — Особенно после колодцев.

Глава 13

Утро было неподобающе ясным. Я сидела у порога, вертела в пальцах вторую серьгу и думала: «Ну, Мэл, либо ты живёшь, либо всё время репетируешь». Пальцы не дрожали — удивительно. Сердце — да, как птица в ладони.

Я подняла волосы, открыла уши — свои, острые — и надела обе серьги. Металл щёлкнул.

— Готово, — сказала я в пустоту.

Рагхар внезапно возник у калитки, я повернулась — и увидела, как он улыбается.

— Понял, — сказал он просто.

— Что понял? — я уже знала, но хотелось услышать.

— Ты согласилась. — Он выдохнул. — Моя жена.

— Ваша орочья канцелярия согласна? — хмыкнула я, потрогав серьги.

— Канцелярия - здесь, — он коснулся своего сердца. — Остальные подтянутся.

К нам подкатил Угрюмый, как обычно — без мимики, но с внимательными глазами, и третий орк — Ротгар-младший (я выяснила, что «младший» лишь потому что родился пятым ребёнком в семье, по виду он был «огромный»). Они переглянулись с Рагхаром и толкнули в плечи, поздравив по-оркски.

— Примем в круг, — сказал Угрюмый. — Только с кошкой - это спорно.

— Кошки у нас… — Ротгар-младший поморщился, — не в почёте. Их эльфы любят.

— Повезло, — кивнул Угрюмый на мои уши. — Эльфы по соседству. Если кошка сбежит — вернут.

— Прямо потому что я из остроухих? — приподняла бровь я.

— Потому что кошка - наглое существо, — философски заключил Угрюмый.

Пушинка как назло в этот момент величественно запрыгнула на мешок с припасами и улеглась сверху: «Выпускайте караван, я — старший по грузу».

Я показала, что припасов у меня — по деревенской мерке — прилично: две буханки хлеба, нарезанный окорок, кусок сыра, мешочек сушёных яблок, луковица. Орки посмотрели… и деликатно промолчали. Угрюмый всё-таки уточнил:

— Это всё? На дорогу?

— Это много, — возмутилась я. — На человека!

— На одного орка - на перекус, — серьёзно сказал Ротгар-младший.

— Ну и славно, — вздохнула я. — Значит, вы будете есть меня глазами, а я вас — нравоучениями.

Пока мы спорили, Рагхар неторопливо укладывал вещи в тюки. Он аккуратно пристроил подушку с рюшами сверху и даже не моргнул, когда Угрюмый посмотрел на кружево как на что-то неприличное.

— Это боевой трофей, — пояснила я.

— Записал, — отозвался Угрюмый.

Мы тронулись к реке — вчетвером: трое орков и я, а сверху — белая власть в лице Пушинки.

На повороте к мосту что-то цветовато задвигалось, запричитало, зашаркало по гравию… и баба Глаша, запыхавшись, догнала нас. В одной руке узел (тяжёлый, там определённо есть кастрюля), в другой связка ключей.

— Девка, — сказала она, останавливаясь, — оставлю огород и дом. Не мила мне деревня без тебя.

Я заморгала.

— Баб Глаша, ты что… — я развела руками. — Там же огурцы, куры, соленья, Дуняша без тебя умрёт…

— Дуняша без меня не умрёт, — уверенно отрезала она. — Она всех переживёт, и меня, и тебя, и твоего зелёного. А у тебя кто детей нянчить будет? Кого ты будешь вызывать по ночам «бабка, у младшего режутся клыки»? Меня.

— Но это же неизвестность, — попыталась я вяло. — Дорога, степь, эльфы...

— Во-первых, молчи, девка. Мы идём вместе. — Во-вторых, я тебя в обиду не дам.

Рагхар глянул на неё — долго, уважительно. Наклонил голову:

— Будешь старшей женщиной клана.

— Буду бабкой, — отрезала Глаша. — Как прикажете на вашем орочьем? «Глаша-старшая-не-переубеждаемая» — так пойдёт?

— Так и впишем в летопись, — кивнул Угрюмый.

Мы переглянулись с Рагхаром — и мне захотелось обнять всех. Всех — это много, даже для меня, но я попыталась: получила в ответ крепкую ладонь на спине, белый хвост в подбородок и шлепок по плечу от Глаши: «Не распускай нюни, ступай».

Мы перешли мост. Река под нами пела, дальше дорожка вдоль камыша.

Солнце поднималось выше. Деревня за спиной стала маленькой. Я поправила платок, не закрывая ушей - теперь можно, пусть видят. Ладонь утонула в ладони Рагхара.

***

Мы остановились у ив, где река делает дугу. Пушинка выслеживала светлячков, Угрюмый ставил котелок, Глаша делала вид, что спит (на деле — слушала лучше всех).