Мой босс: Искушение соблазном - Яна Марс

гостей, оставив ее наедине с бешено стучащим сердцем и почти полным бокалом того самого "отвратительного" шампанского.

Она простояла еще несколько минут, будто вкопанная, чувствуя, как жар от того мимолетного взаимодействия медленно растекается по всему ее телу. Его слова звенели в ушах, заглушая светские беседы и джазовые мелодии. Они не были произнесены начальником. Они были произнесены… мужчиной. Низкий, бархатный тембр, предназначенный только для нее, обжигал сильнее, чем любой выговор.

Ариана наконец поставила недопитый бокал на поднос проходящего официанта и, пробормотав что-то о раннем подъеме, поспешила выйти из зала. Ей нужно было пространство. Воздух.

Дорога домой в полупустом вагоне метро прошла как в тумане. Она смотрела на свое отражение в темном стекле, но видела не его, а его глаза. Вблизи. Не холодные и оценивающие, а… заинтересованные. Глубокие. В них было что-то такое, от чего перехватывало дыхание и предательски сладко сжималось где-то внизу живота.

"С ума я сошла, — мысленно ругала себя она, закрывая глаза. — Он — Марк Вольский. Железный король. Тот, кто унижал меня, кто ломает людей для собственного удовольствия. Тот, кто может разрушить мою карьеру за любую ошибку".

Но рациональные доводы разбивались о воспоминание о его улыбке. О том, как дрогнул уголок его губ. О том, как прозвучало ее имя в его устах. "Орлова". Не "Ариана", конечно. Но и не безликое "эй, вы". Это было признание ее как личности.

Она вспомнила, как он стоял у окна, залитый солнцем, во время разбора презентации. Силуэт, полный власти и неприступной уверенности. И этот же человек сегодня вечером заметил, что шампанское — отвратительное. Такая простая, почти человеческая деталь. Поражаясь себе, Ариана отметила, что впервые увидела в нем не только тирана, но и человека, мужчину со вкусом. Необычного, конечно, мужчину, о своими, пусть и скрытыми за семью печатями, предпочтениями.

И этот мужчина был чертовски привлекателен. Сексуален. Осознание этого врезалось в нее с новой силой, заставляя сердце бешено колотиться. Это было неправильно. Аморально. Глупо до невозможности.

"Он играет со мной, — пыталась она образумить себя, заходя в квартиру. — Это часть его тактики. Сначала добить, потом дать глоток воздуха, чтобы снова добить, но уже с большим удовольствием. Он проверяет мои границы. И эмоциональные в том числе".

Она сбросила туфли и прошла в спальню, снимая деловой костюм. Эта броня сегодня не сработала. Он сумел проникнуть сквозь нее одним лишь взглядом, одним лишь шепотом.

Но вместе со страхом и смятением внутри поднималось и другое чувство — дерзкое, азартное. Он заметил ее. Он почувствовал ее силу во время презентации и теперь… заинтересовался. А что, если она сможет использовать это? Не позволить ему сломать себя, а… заинтересовать его еще больше? Повернуть эту опасную игру в свою пользу?

Она легла в постель, но сон не шел. Перед глазами стоял он. Холодный босс и мужчина с бархатным голосом, заметивший дурное шампанское. Две стороны одной медали, и обе сводили ее с ума.

10. Трансформация

Прошло две недели после вечеринки. Ничего не изменилось. Не то чтобы Ариана ждала особого отношения к себе — ей хотелось простого, человеческого уважения.

Марк Вольский оставался ледяным, безжалостным и непредсказуемым. Каждое утро начиналось с его звонка, каждое поручение — от "принести кофе" до "проанализировать потенциальное поглощение небольшой европейской компании" — было проверкой на прочность, ловушкой, замаскированной под рабочую задачу. Он будто ждал — с холодной, почти научной любознательностью, — когда же она, наконец, сломается, совершит ту самую роковую ошибку, которая позволит ему с чистой совестью поставить на ней крест.

Он бросал ей вызовы, которые на первый взгляд казались абсурдными: найти архивные финансовые данные десятилетней давности за сорок минут, организовать закрытый ужин с японским партнером, чьи пищевые предпочтения по уровню информации сравнимы были с государственной тайной. Или срочно найти переводчика на сложнейший патентный документ с китайского: переводчика, который не исказит ни единого технического нюанса и выполнит перевод за полдня.

Но Ариана не дрогнула. Она не просто следовала своему плану — она вжилась в него, как в вторую кожу, более прочную и бесчувственную. Ее дни были расписаны по минутам, ее разум работал как сверхточный компьютер. Она предвосхищала его желания, ее аналитические записки были безупречны, ее память стала энциклопедической. Она научилась читать малейшие изменения в его интонации, предугадывая всплеск раздражения еще до того, как он сам его осознавал.

И однажды вечером, уже дома, за чашкой успокающего травяного чая, который Ариана пила теперь регулярно, перечитывая свой собственный "План выживания", она с леденящим душу прозрением осознала: она не просто следует стратегии. Она становитсяегоотражением.

Пункт первый:Пунктуальность до фанатизма.Теперь Ариана сама приходила в офис за полчаса до начала рабочего дня, и ее раздражала любая, даже пятиминутная задержка курьера или задержка с отправкой факса. Она начала измерять эффективность своего дня в сэкономленных минутах.

Следом пункт номер два:Перфекционизм, граничащий с психическим расстройством.Ариана перепроверяла каждую запятую в своих письмах по три раза. Тратила кучу времени на оформление согласно внутренниму регламенту. Она видела ошибки там, где их не видел никто другой, и исправляла их с холодным, безэмоциональным упорством.

Пункт три:Тотальный контроль.Она создала систему планирования и учета, которая позволяла ей контролировать не только свои задачи, но и отслеживать рабочий процесс всего отдела. Если кто-то потенциально мог задержать нужный ей документ, она знала об этом раньше самого сотрудника. Ее мир сузился до "Вольск Групп", и в этом мире она медленно сходила с ума.

Четвертым путктом быланетерпимость к оправданиям.Когда бухгалтерия задержала отчет, прислав формальное извинение о "технических неполадках", ее первой реакцией была не понимающая улыбка, а холодная мысль: "Это непрофессионализм". Ариана мысленно произнесла этоегоинтонацией.

И, наконец,абсолютная дистанция.Она перестала участвовать в кухонных перерывах, отвечала коллегам односложно, ее лицо в рабочее время было такой же непроницаемой маской, как и у него. Она убила в себе не только страх, но и простые человеческие импульсы — желание пошутить, пожаловаться, просто поболтать.

Ариана лишь иногда позволяла себе на пять минут запереться в туалете, дав волю чувствам. А затем нужно было бежать вперед — улучшать показатели эффективности.

Она смотрела на свои заметки, на эти сухие, безжизненные пункты, выведенные ее рукой, и ее охватила тихая, глубокая паника, похожая на осознание того, что ты идешь по тонкому льду и слышишь уже не просто треск, а настоящий гул под ногами. Этот план был написан ею, Арианой Орловой, но духом, логикой, самой своей сутью он дышал