Запретная королева - Анна О'Брайен

что больше здесь сесть было не на что. Я никому не говорила о своих намерениях. Да и кому я могла бы о них сказать? То был безумный шаг, и я не смогла бы поделиться этим даже с мадам Джоанной. Я отослала придворных дам и отпустила Гилье – сказала, что сама улягусь в постель. Неужели я не способна сделать это самостоятельно? Когда же служанка все-таки удивилась вслух такому решению, я объяснила ей, что хочу побыть одна, что мне необходимо уединиться для молитвы и спокойного размышления. И вот теперь я, укрытая темными тенями, сижу одна в комнате человека, которому плачу деньги за то, чтобы он вел мое хозяйство. Свидание со слугой. Я судорожно сглотнула. Я ужасно нервничала, и от этого мой желудок дергался и подскакивал, точно расшалившаяся лягушка в пруду теплой летней ночью.

Одета я была в самое простое из своих платьев. Если бы кто-нибудь встретил меня, когда я шла через холл и по лестнице, он бы просто не обратил внимания на женщину, одетую во что-то темное. Волосы мои были собраны и спрятаны под капюшоном накидки. Всего лишь одна из королевских камеристок, спешащая куда-то по своим делам. А если она направлялась к какому-нибудь мужчине, на которого положила глаз, – что ж, можно было пожелать ей удачи.

Итак, я сидела на кровати Оуэна Тюдора, не касаясь ногами пола, и оглядывалась по сторонам. Увиденное меня удивляло. Не то, что помещение было маленьким, – Оуэну вообще повезло, что у него была отдельная комната. Здесь едва хватало места для узкой кровати, простого стула, ящика для личных вещей, сундука для одежды и подсвечника. Если бы я стала в центре комнаты и расставила руки в стороны, я бы почти коснулась противоположных стен кончиками пальцев. Удивление вызывало то, что помещение это было очень опрятным и чистым – как и его фибула.

Оуэн Тюдор тщательно следил за своим имуществом, и я снова подумала, как мало о нем знаю. Здесь не было разбросанной одежды, все лежало на своих местах. Я провела ладонью по грубому покрывалу на кровати. Ничто не указывало на то, что тут живет дворцовый распорядитель королевы. Комната почти ничего не могла рассказать мне об этом человеке, поскольку с таким же успехом могла бы быть и монашеской кельей.

Взгляд мой скользнул по сундуку и остановился на стоявших на нем красивой миске и керамическом кувшине, украшенном обливной глазурью. Я не смогла сдержать улыбку: там же были глиняные чаши и бутыль – видимо, с вином. А еще свеча. И книга. Ценные вещи, которые Оуэн, зная, что может задержаться, оставил для меня, чтобы я скоротала время. Какая предусмотрительность! Книга, свеча и чаша вина. Я тихо усмехнулась, несмотря на мучившие меня сомнения и неуверенность. Выходит, он понимал, что я буду нервничать, несмотря на отвагу, о которой я ему говорила? Видимо, да, понимал и сделал все, что мог, чтобы помочь мне справиться с волнением.

Открыв книгу, я тут же узнала один из своих часословов – как дальновидно со стороны Тюдора попытаться успокоить меня с его помощью. Листая страницы, я дошла до любимой иллюстрации с прекрасными, выразительными, нарисованными яркими красками персонажами, – это был свадебный пир в Кане Галилейской. Но затем я резко захлопнула книгу. Мои помыслы были не о священном обряде бракосочетания, совсем наоборот – о греховном торжестве плотских желаний. И если Оуэн Тюдор не появится здесь в самое ближайшее время, вся моя хваленая смелость просто растает, превратившись в жалкую лужицу у моих ног.

Я услышала на лестнице его уверенные шаги. Все ближе и ближе. Оуэн Тюдор шел быстро и решительно, как человек, который спешит. И я затрепетала.

Это было ошибкой…

Когда дверь отворилась, я вскочила на ноги. На миг Оуэн замер в дверном проеме, загораживая свет, падающий из коридора. Такой же хмурый и серьезный, как всегда, и такой же привлекательный в конце дня, как и в начале. Если Оуэн и заметил мою нерешительность, то виду не подал и лишь улыбнулся мне; дверь за ним плавно закрылась, и все мои мысли о бегстве исчезли сами собой.

– Прошу простить меня, миледи, – сказал он и низко поклонился с таким видом, будто мы с ним встретились где-то на людях, а недавнего разговора между нами никогда не было. – Я опоздал. У моей госпожи нашлись для меня поручения. Я редко могу распоряжаться своим временем.

Губы его изогнулись в тонкой улыбке, глаза сверкнули озорным блеском, и я подумала, что он впервые за все время продемонстрировал чувство юмора в моем обществе. Лицо Оуэна светилось улыбкой, суровые черты смягчились, и, хотя руки мои по-прежнему были крепко-крепко сжаты, я вдруг обнаружила, что достаточно расслабилась, чтобы ответить ему в тон.

– А что, ваша госпожа заставляет вас много работать?

– Вы даже представить себе не можете. – Он медленно сделал два шага в моем направлении. – Вы налили себе вина?

– Нет.

Двигаясь четко и уверенно в привычной обстановке, он зажег еще одну свечу и налил вина, – и снова все было так, будто мы с ним находимся где-то в людном месте, – в то время как я просто стояла в сторонке, не понимая, что мне делать. Снова сесть на его кровать я не могла. Этого нельзя было делать. Оуэн протянул мне одну чашу и поднял в тосте другую:

– За ваше здоровье, миледи!

– И за ваше, Оуэн Тюдор.

Пригубив вина, я чуть не поперхнулась. Я не знала, что сказать. В этих тесных стенах я остро ощущала его присутствие, буквально всем телом, от головы до пят.

– Я уже говорил, что восхищаюсь вами, – мягко произнес Оуэн, и когда я беспомощно взглянула ему в глаза, добавил: – И у меня были для этого все основания. Потому что вы действительно обладаете отвагой, которой я ожидал.

– Я не чувствую себя смелой.

– Дверь не заперта, – заметил он.

– Да.

Я поняла, что, хотя все зашло очень далеко, Оуэн оставляет мне выбор. Видя, как дрожат мои руки, он взял у меня чашу и поставил ее вместе со своей на крышку сундука; при этом Оуэн повернулся ко мне спиной, словно приглашая провести рукой по тонкой ткани его туники, которую он надевал к ужину, и почувствовать под ней его крепкие плечи. Но я не могла к нему прикоснуться. И не сделаю этого…

Как будто почувствовав мои колебания, Оуэн принял решение сам: приблизившись ко мне, он взял меня за руки и притянул к себе.

– Будет ли мне позволено поцеловать бывшую королеву Англии?

– Если вы этого