Пораженные - Р. Д. Бейкер

Я так долго кричала после того, как меня забрали у Сайласа, что начала кашлять кровью. В итоге они сделали мне укол, чтобы попытаться успокоить меня. Это вызвало приступ посттравматического стрессового расстройства, настолько сильный, что меня рвало до тех пор, пока из меня не вытекло ничего, кроме желчи. Я хотела умереть. Все, чего я хотела, это умереть.

Но потом, наконец, то, что они мне дали, сработало, и я успокоилась достаточно, чтобы принять душ и лечь в теплую постель, которую они мне выделили. В отдельной комнате. Впервые за последние пять лет я спала одна.

Я смотрела на лунный свет и слушала свое дыхание, биение своего сердца. Каждый раз, когда я закрывала глаза, я видела лицо Сайласа, когда они тащили меня прочь. Все произошло так быстро. В одну секунду я была рада, что мы в безопасности, в следующую…

Сейчас утро, и я сижу на жесткой каталке, обхватив себя руками. Рядом со мной на стуле сидит женщина, я думаю, она врач или что-то в этом роде, и она задает мне вопросы, на которые я могу ответить только кивком или покачиванием головы. Потому что у меня так сильно болит горло, что я едва могу говорить.

Мое зрение продолжает затуманиваться, а новые слезы туманят мне глаза. Каждый раз, когда осознание того, что его больше нет, что он ушел, давит на меня, меня захлестывает такое глубокое отчаяние, что я думаю, оно убьет меня.

Я отчасти надеюсь, что это так.

Женщина перестает задавать мне вопросы и протягивает руку, чтобы осторожно положить ладонь мне на плечо.

— Ты в порядке, милая?

— Нет. — Я выдавливаю это слово из своего горла, которое, кажется, набито битым стеклом. — Я нет.

— Они сказали, что ты пришла с вампиром, и ему пришлось уйти.

— Он не был… — я замолкаю, кашляя и прижимая тыльную сторону ладони ко рту. — Он не был монстром. Он спас меня. Он был моим… моим… Мы были вместе.

— Он питался тобой?

— С моего согласия — да.

Женщина смотрит на меня со стесненным выражением лица, сочувственно кивая.

— Я знаю, что некоторые из них могут быть приличными, но мы не можем быть уверены.

Я снова замолкаю, потому что не собираюсь спорить с этими людьми. В этом нет смысла. Женщина продолжает пытаться вовлечь меня в дружескую беседу. Она рассказывает мне о колонии, о том, какие все дружелюбные, как хорошо они устроены. Меня все это не волнует. Я знаю, что должна быть рада.

Но это не так.

— Саттон здесь главная? — спрашиваю я, прерывая слова женщины.

— О, да. Она и еще десять человек основали эту колонию несколько лет назад. Она великолепна, очень сильна.

— Могу я ее увидеть?

Женщина секунду обдумывает мои слова.

— О. Я имею в виду, да, конечно, я спрошу, можешь ли ты пойти поговорить с ней. — Она зовет мужчину, стоящего в коридоре. — Не могли бы вы спросить Саттон, есть ли у нее время поговорить с вновь прибывшей?

Мужчина смотрит на меня с добрым выражением лица, прежде чем кивнуть и выйти из комнаты.

— Ты будешь здесь так счастлива, милая. — Женщина сжимает мою руку, мягко улыбаясь. — Подожди здесь, Майкл отвезет тебя к Саттон.

Она выходит из комнаты, а я смотрю в окно.

Солнце освещает окружающие здания, остатки центра Роанока. Я приехала сюда ребенком, здесь некоторое время жила одна из моих тетушек, и мы навещали ее. Сейчас это выглядит немного по-другому: наполовину разрушенные здания, попытки подлатать их с помощью дерева и проволоки, разбросанных по стенам. Здесь пытаются, я это вижу. Женщина сказала, что здесь живет 800 человек. Саттон сказала, что у них здесь даже есть дети.

Может быть, у меня была бы нормальная жизнь. Работать в саду вместе со всеми остальными, становиться старше, встретить кого-нибудь, может быть, завести ребенка.

Моя рука скользит к животу, и мне в голову приходит по-настоящему глупая мысль.

Надеюсь, ребенок Сайласа там.

Тогда частичка его была бы со мной всегда. Но примут ли они ребенка-наполовину вампира? Я даже не знаю. Я сдерживаю еще больше слез, которые угрожают потечь. Я опускаю голову на руки, желая перестать, блядь, дрожать. Я делаю несколько глубоких успокаивающих вдохов, и к тому времени, когда Майкл приходит за мной, я почти спокойна. В основном. Примерно на 50 процентов.

Мы добираемся до офиса Саттон, который выглядит так, словно когда-то принадлежал бухгалтерской фирме. Она сидит за обшарпанным деревянным столом на черном складном стуле и кивает Майклу, выпуская его из комнаты. Ее глаза добры, когда она возвращается ко мне, и она указывает на стул по другую сторону стола. Я не сажусь, стою за стулом, заложив руки за спину, чтобы она не видела, как они дрожат.

— Сегодня утром ты чувствуешь себя лучше?

— Наверное.

Она сочувственно хмурится, как обеспокоенная тетушка.

— Мне так жаль, что они дали тебе это лекарство без твоего согласия, я понимаю, это было ужасно для тебя. Но мы так волновались.

Я пожимаю плечами, тяжело сглатывая.

— Все в порядке. Вы сделали то, что должны была сделать.

Она слегка кивает, откидываясь на спинку стула.

— Ты хотела меня видеть?

— Да. Пораженные ушли?

Она кладет сцепленные руки на стол.

— Это была довольно большая орда, им потребовалась вся ночь, чтобы пройти. Но сейчас они за много миль отсюда.

Я прочищаю горло, слегка морщась от боли.

— Значит, врата можно снова открыть?

Брови Саттон на секунду хмурятся.

— Если понадобится, конечно. Мы бы открыли их.

— Отлично, я бы хотела, чтобы вы открыли их, пожалуйста.

— Почему?

Я делаю вдох через нос, собирая все свое мужество, чтобы действительно сделать то, зачем я сюда пришла.

— Чтобы я могла уйти.

Брови Саттон взлетают вверх.

— Уйти?

— Да.

Саттон вздыхает, откидываясь на спинку стула, который скрипит под ее весом.

— И куда именно ты собираешься отправиться?

— Я здесь заключенная?

Она решительно качает головой.

— Конечно нет.

— Отлично, так не могли бы вы попросить их открыть ворота, пожалуйста?

Саттон встает, обходя стол, чтобы прислониться ко мне с ближайшей стороны.

— Послушай, я понимаю, что вчера у тебя был эмоциональный день. Этот вампир, очевидно, много для тебя значит.

— Я люблю его. — Мой голос дрожит, и я стискиваю зубы, чтобы снова не разрыдаться. — И я бы хотела пойти и найти его.

— Джульетта, послушай. Я понимаю, ладно? — Она скрещивает руки на груди. — Мы все здесь многое потеряли. Я потеряла своего мужа и сына. Я понимаю тебя, правда.

— Я знаю, я понимаю. Но это