Квартира №16 - Татьяна Ларина

— Лучше сама, — ответила я и подошла к окну, выпуская в голубое небо клуб табачного дыма. — Когда ты разрешишь заехать?

— Когда тебе будет удобно, — он подошел сзади и обнял, опустив подбородок мне на плечо. — Элис, мы же не расстаемся врагами. Будет сложно. Особенно мне. Но как-нибудь справимся.

— Спасибо.

От его слов должно было полегчать, но стало только хуже. Лучше бы он кричал, ругался, обвинял во всем на свете. Но Костя любил меня, в то время, как Денис… ему я только нравилась.

Со стороны комнаты послышались шаги, я отпрянула от Воронова. На кухню вышла сонная мама. Увидев Костю, она сильнее запахнула халат, кивнула нам обоим и молча пошла к ванной.

— Нужно ее накормить, — проговорила я, глядя вслед матери. Ей было еще хуже, чем мне. Бессонная ночь и утреннее похмелье не лучшие спутники женщины за пятьдесят.

— У тебя есть продукты? — спросил Костик.

— Да, есть. А ты? Пообедаешь?

— Нет, Элис. Это не лучшая идея.

Я понимающе кивнула и отвернулась к холодильнику. Косте лучше не видеть моих слез. Он что-то пробормотал, а потом снова чиркнул зажигалкой, прикуривая новую сигарету.

— Элис, я сегодня говорил с отцом. Дело Акуловых передали мне.

— Кость, не стоит! — я резко повернулась к нему. — Теперь тем более…

— Ничего не изменилось. То, что мы не вместе, не означает, что я перестану о тебе заботиться, — решительно заявил мой благородный мужчина.

— Мне лучше уволиться, — вздохнула я.

— Не выдумывай, Елисеева, и не пори горячку, — строго сказал Костя. — Найдешь другое место, себе по душе, и уйдешь, а пока… Мы же расстаемся друзьями.

— Да. Ты всегда можешь на меня положиться, Кость. Я очень сильно тебя люблю, хотя и не так, как следовало бы.

— Мне пора, Элис. По поводу вещей договоримся позже, — он поднялся со стула, затушил сигарету и направился в коридор, но на полпути остановился. — Только тебе нужно поговорить с Милой и Ольгой. Твоя подружка, кстати, сегодня наведывалась в бюро. Еле выставил, допытывала твой адрес.

— Ты дал?

— Нет. Она бы сразу примчалась к тебе, а я не знал, насколько это уместно.

— Не переживай. Я поговорю с ними сегодня же.

— Хорошо.

Мы попрощались в коридоре. Костя крепко меня обнял, а я с трудом сдержалась, чтобы не разрыдаться. Как только за ним захлопнулась дверь, в груди больно кольнуло, но глаза остались сухими. Я вдруг поняла, что больше не хочется плакать. Внутри образовалась пустота. Странная, непонятная пустота. Не было того чувства вины, что гложило каких-то несколько минут назад, не было злости на себя или жалости к Косте. Наше расставание, несмотря на боль, безусловно правильное решение, а главное — первое, принятое мною самостоятельно. Сознавая это, я почувствовала легкость, словно освободилась от многолетних оков. У меня впереди — целая жизнь, и только я сама в праве ею распоряжаться. Двадцать четыре года, слушая других, я лишь изредка, сгорая со стыда, потакала собственным желаниям. Внимая чужому мнению, как правильно жить, я упускала самое главное — саму жизнь. Но ведь я — человек! Не чей-то придаток, не чья-то собственность! Я дышу, хожу по земле, ем, пью и, главное, чувствую и мыслю.

Неожиданно возникло желание что-то делать и делать самой, не обращая внимания на чье-то мнение и косые взгляды. Достав из морозилки большой лоток любимого шоколадного мороженого, я уселась на подоконник и стала ложкой есть его прямо из тары. Плевать, что сейчас было время обеда, плевать, что не завтракала, а мороженое в таком количестве вредно. Я его хотела, и я его брала! Такая мелочь, но сейчас этот дурацкий поступок стал безумно важным, как сакральный ритуал выхода за привычные рамки.

В таком виде меня и застала мама. Она не стала делать замечание, только недовольно покосилась и молча села за стол, ожидая, когда накормлю ее обедом. Убрав обратно в морозилку мороженое, я налила тарелку супа, поставила разогреваться в микроволновку и ровно села на стул, как примерная дочь. Из-за плохого самочувствия моя несчастная адвокатесса Елисеева пребывала в дурном настроении, которое не могло скрыть даже ее нарочитое молчание. Но горячий обед все же растопил ее заледеневшее сердце. С пятой ложкой наваристого грибного на мамины глаза навернулись слезы.

— Спасибо, детка. Мне жаль, что вчера так вышло.

— Ничего, мам. Я понимаю. Но нужно взять себя в руки. Хорошо? — я осторожно накрыла ее ладонь своей. Так непривычно было пытаться ее поддержать, но стало приятно чувствовать, что больше ее не боюсь. Не было и неприязни, которую испытывала в последние месяцы, когда узнала о мамином поступке. Обида осталась, но потребуется еще много времени, чтобы она исчезла. — Ты же больше не будешь пить?

— Нет, милая. Не могу видеть алкоголь, — опустив взгляд в тарелку, ответила мама.

— Это очень важно, а я… я рядом.

— Спасибо.

— Ты кушай, мам. Я только отойду позвонить.

— Конечно.

Мне нужно было хотя бы пять минут побыть одной, чтобы с новыми силами вернуться к матери и постараться наладить отношения. Пока она ела, я позвонила Ольге и договорилась о встрече с ней и Милой. Нужно было решать все вопросы, пока чувствовала в себе силы. В глубине души я все равно боялась, что снова сломаюсь.

Когда я вернулась на кухню, мама уже поела и даже сама помыла посуду, не оставляя, как обычно, грязную тарелку мне. До самого вечера мы с ней беседовали, обсуждая, что будем делать дальше. Чувствуя передо мной вину, мама поддержала мое решение расстаться с Костей и пообещала быть всегда рядом, когда будет мне нужна. Вот так, когда что-то одно рушится, другое начинает возрождаться.

За целый день мама ни разу не заикнулась об алкоголе, и я приняла это как хороший знак. Со спокойной душой, я оставила ее одну в компании любимых французских комедий.

— Дочь, а ты надолго? — поинтересовалась она, глядя, как я застегиваю босоножки.

— Не знаю, мам. Часа на три. Если буду поздно, не жди.

— И все-таки, что у тебя за встреча в такое время, когда только-только рассталась с Костей.

— Мам, я уже говорила, что она не носит романтического характера, так что не выдумывай, — вздохнула я и поцеловала свою надоедливую матушку.

* * *

Мой фольксваген мчался по Садовому кольцу, а я то и дело повторяла заученные фразы, которыми собиралась сообщить Ольге и Миле, что все улики в деле об убийстве Власовых против Александра Красовского. Я не сказала девушкам, куда собираемся, и вызвалась забрать их из дома.