Правило Диксон - Эль Кеннеди

Я начинаю целовать шею Дианы, и, как я и предполагал, шум душа скрывает ее стоны.

– Надо будет провернуть трюк с душем дома. Ради Найла, – говорю я, прокладывая дорожку поцелуев вдоль ее горла.

– Он нас все равно услышит, – бормочет она. – У него слух как у гепарда.

Я останавливаюсь.

– А что, у гепардов правда хороший слух?

– Не знаю. Наверное, лучше, чем у человека. Может, ты уже прекратишь думать о Найле и займешься делом?

Я смеюсь, зарывшись в ее волосы, обнимаю ее со спины, сжимаю грудь. Кожа под моими пальцами такая нежная. Я разворачиваю Диану, потому что хочу не только касаться ее сисек, но и видеть их. Хочу видеть, как в ее глазах горит желание.

– Чего ты ждешь? – шепчет Диана.

Господи, я могу всю ночь на нее пялиться, но, если она хочет, чтобы я взял ее, я счастлив подчиниться. Рукой я касаюсь ее между ног, проверяю, достаточно ли она мокрая. О, она просто течет. Значит, она примет мой член безо всяких проблем.

В душе маловато места, так что я подхватываю ее и вместе с ней выхожу из ванны. Она обвивает меня ногами, и я аккуратно усаживаю ее на тумбу для раковины.

Вода в душе все еще течет, но мне плевать. Ванная наполняется клубами пара. Я едва вижу отражение наших тел в запотевшем зеркале.

Усадив Диану на краешек тумбы, я сжимаю член и хрипло приказываю:

– Умоляй.

Она издает тихий звук отчаяния.

– Дай его мне. Пожалуйста.

Улыбаясь, я толкаюсь вперед, вхожу в нее наполовину. Она стонет, хватается за все, что есть поблизости, ненароком сбивает стаканчик с зубными щетками и бутылку с мылом, и они, звякнув, падают в раковину.

– Жаль, что нет времени помучить тебя подольше, – с сожалением говорю я, поглаживая ее по бедру. – Но раз уж так получилось, придется сделать так, чтобы ты кончила.

Диана смеется, но смех тут же переходит в хрип – я толкаюсь глубже. Снова и снова, пока она не начинает стонать, не сдерживаясь. Каждый раз, когда я тараню ее, ее грудь подпрыгивает, трясется, так что я получаю дополнительный стимул вбиваться сильнее. Хочу увидеть, как они подпрыгивают от каждого моего движения. Я толкаюсь все жестче, все быстрее.

Одну руку я кладу на зеркало – для устойчивости, но стекло влажное, и ладонь соскальзывает, оставляя отпечаток. В образовавшейся полоске я виду наше отражение, так что теперь я смотрю не только на нее, но и на себя: в зеркале прекрасно видно, как я вбиваюсь в нее. Черт, мы обалденно смотримся.

– Жестче, – поскуливает она.

Ее дыхание – неровное и тяжелое – смешивается с паром, заполняющим небольшое пространство. С каждым разом я вколачиваюсь в нее все жестче, впитывая ее горловые стоны – самые сладкие звуки, что мне доводилось слышать.

Я не свожу с нее глаз. С каждым глубоким толчком она ахает, и для меня нет зрелища приятнее.

– Устрой мне оргазм, детка. Мне так хочется.

А я в точности знаю, что ей нужно. Большим пальцем одной руки я ласково потираю ее клитор, другой сжимаю сосок – далеко не так нежно, и Диана кончает. Я и сам уже не могу сдержаться: от подступающего оргазма поджимаются яйца, и меня пронзает ослепительная вспышка наслаждения. Снова и снова я изливаюсь в нутро Дианы, и все ее тело пульсирует вокруг моего члена. Ноги сжимаются у меня за спиной, притягивая ближе.

Мне не сразу удается перевести дух.

– Почему нам так хорошо вместе? – хрипло спрашиваю я.

– Зыбучий член, – бормочет она.

– Зыбучая киска, – поправляю я.

Впрочем, неважно, кто из нас прав. У нас непревзойденная сексуальная жизнь, просто невероятная.

Впервые за долгое время я чувствую полное довольство своей жизнью – всеми ее составляющими. Семьей. Девушкой. Сексом. Выбранной карьерой. Мне будто все удается.

Все, включая хоккей, ведь в субботу мы выигрываем очередной матч. Команде не дали целые выходные на День благодарения – мы придерживаемся расписания, как будто никакого праздника нет. Так что после визита к родным Дианы в Оак-Риджс я возвращаюсь на лед и со щелчком отправляю шайбу в сторону вратаря Коннектикутского университета, а в следующую секунду меня впечатывает в борт их отморозок-защитник.

Вернувшись в раздевалку после такой энергичной игры, я одеваюсь на редкость медленно – после столкновения во втором периоде все еще болит плечо.

– Ты как, нормально? – спрашивает Райдер, заметив, как осторожно я натягиваю худи.

– Все хорошо. Вернусь домой, приложу лед. А потом Диана поцелует синячок, и все пройдет.

Райдер фыркает.

Я хватаю из шкафчика телефон и вижу пугающее количество пропущенных вызовов от мамы.

Меня мгновенно охватывает беспокойство. Один, может, два звонка – еще не повод для волнения. Но она звонила четырежды, хотя знает, что сегодня у меня матч, а значит, я, скорее всего, не смогу перезвонить.

– Эй, давайте встретимся на улице, – говорю я Райдеру с Беккеттом. – Надо маме позвонить.

Я нажимаю на иконку рядом с именем «Мама», и она берет трубку после первого же гудка.

– Привет, – настороженно начинаю я. – Все нормально?

На мгновение в трубке повисает тишина, а потом мама говорит:

– Вообще-то нет.

– Что случилось?

– Шейн… – Голос у мамы дрожит. Она снова медлит, прочищает горло. – Тебе надо приехать домой.

По позвоночнику прокатывается холодок. Мне становится страшно.

– Зачем? Что происходит?

– Твой отец в больнице.

Глава сорок девятая

Шейн

Беспомощный

До Вермонта я добираюсь меньше чем за три часа. Папу отвезли не в маленькую больницу рядом с Хартстронгом, а в большую – в городе. Туда мама и велела мне приехать. Никаких подробностей не сообщила, так что я понятия не имею, что творится. Может, он в аварию попал?

За три часа, что я нахожусь в дороге, она ни разу не ответила на мои звонки, так что я вынужден вести машину в состоянии абсолютной паники. У футбольной команды Брайара на этих праздничных выходных тоже матч, и я сокрушаюсь, что не подумал заехать на стадион и вытащить Диану прямо с поля, чтобы она поехала со мной. Впрочем, это не ее семья, а значит, не ее ответственность.

На парковку для посетителей больницы я заезжаю весь на нервах. Мама наконец решила признать мое существование и ответила на последнее сообщение: сказала, что встретит меня в фойе.

Я бегу ко входу с такой скоростью, что ветер в ушах