Судьба в наследство. 1. Письмо, с которого все началось - Елена Александровна Ковалевская

нас, под деревянными навесами и крытыми галереями внешнего двора госпиталя, но потом все же пришлось вновь вынырнуть под ливень. Тут брат припустил едва ли не бегом, стремясь как можно скорее преодолеть свободное пространство перед воротами, разделяющими внешний двор и оборонительную площадку между его стенами и стенами внутреннего замка. Стремительно шагая вслед за ним, мы пересекли ворота, потом зажатую с двух сторон двумя высоченными стенами мощеную площадь, где во время порывов ветра свистело как в трубе, и попали во внутренний двор цитадели. Рысцой, преодолев участок открытого неба возле здания арсенала, мы наконец-то оказались под крышей, заскочив в распахнутые двери главной башни замка. У входа нас ждал другой брат-прислужник - невысокий субтильный мужчина в темно-синей рясе и куколе того же цвета откинутом на плечи. (Куколь - монашеский головной убор в виде капюшона.)

Передав нас с рук на руки, прежний провожатый поспешил обратно, а новый с натугой затворил массивную створку вслед за ним. Повернувшись, брат окинул нас внимательным взглядом, слегка задержавшись на натекающей с нас луже, и приложил палец к губам.

- Говорите как можно тише, - прошептал он. И я поняла почему: каждый звук в просторном зале башни разносился гулким эхом, отчего даже такой тихий шепот было слышно как нормальную речь. - Чем меньше людей будет знать, что вы здесь находитесь, тем лучше...

- Нас предупредили, - перебила я его, стараясь, чтобы мой голос едва можно было слышать. Мне не горело стоять и выслушивать рассуждения о правилах поведения, когда хотелось как можно скорее оказаться в тепле и переодеться в сухое.

Брат поморщился, но смолчал и, развернувшись, направился к лестнице ведущей на второй этаж. Идя за ним, мы преодолели больше тридцати ступеней и оказались в длинном коридоре жилого флигеля пристроенного к главной башне. Едва миновали пару дверей выходящих в коридор, как наш провожатый обернулся и свистяще прошептал:

- Я же просил тише, а вы сапожищами как по плацу бухаете!

Действительно наши шаги отражались гулким эхом от стен. Гертруда пожала плечами, как бы говоря: 'Что мы можем поделать?'. Тогда брат выразительно махнул рукой и вновь заспешил по коридору, а мы постарались идти, ступая как можно тише.

Коридор поворачивал и мы, завернув за угол, оказались в широкой зале, в которую с противоположной стороны вели трое дверей, а по правую руку начиналась большая сводчатая галерея, арочные окна в которой были разделены посередине резными столбиками. Брат проворно двинулся по направлению к ней, мы потопали следом. Вдруг шедшая рядом со мной Гертруда, пихнула меня локтем в бок, и когда я вскинула на нее свой взор, указала подбородком в сторону. Там на одной из резных лавок, стоявших в оконных нишах, сидел брат в одеянии священнослужителя среднего сана. Когда мы подошли чуть ближе, я рассмотрела его внимательней: мужчине было далеко за тридцать, темноволосый, но уже начавший лысеть, высокий, сухопарый, с резкими, однако незапоминающимися чертами лица. Спину он держал прямо, но подбородок был чуть опущен, из чего я сделала вывод, что он является не последним человеком в церковной лестнице, но явно и не первым, скорее всего викарий, а может быть чей-то помощник или распорядитель.

Когда мы миновали его скорым шагом, он пристально смотрел нам вслед. Я это точно знала, просто лопатками чувствовала.

- Что это за хорек? - спросила меня Герта, когда мы вышли с галереи и свернули в очередной коридор.

- Понятия не имею, - ответила я, придвинувшись к ней поближе.

- А чего он тогда так на нас пялился? Чуть спину не продырявил.

Тут брат-прислужник, который вел нас с самых флигелей паломников, зашипел на нас:

- Вас же просили, чтобы вы вели себя как можно тише!

- Может быть нам еще невидимыми стать? - огрызнулась я в ответ.

Однако тот не остался в долгу и бросил:

- Было бы замечательно!

Дальнейший путь прошел в молчании. Повернув еще пару раз по коридорам, мы остановились перед дверью, брат отпер ее и мы, наконец-то, попали в келью, которую выделили нам на эту ночь. Она была небольшой, с трудом вмещала в себя четыре узких топчана, и, похоже, что один из них впихнули сюда сверх меры, дабы обеспечить нас спальными местами. Едва мы протиснулись между койками, как прислужник, остававшийся у дверей, сказал:

- Через четверть часа я приду за вами и проведу в купальню, так что будьте готовы и достаньте необходимое, потом провожу в столовую, где вас накормят. После этого я прошу, даже требую, чтобы вы не покидали келью до завтрашнего утра.

- А... - начала было Герта.

- Вон там, в углу, - как-то мстительно заявил тот, указывая на ночную вазу исполинских размеров. Поди, у кого-то из своей верхушки временно конфисковали и нам подсунули, только бы не высовывались.

- Нам до завтра необходимо просушить поддоспешники, - поспешила я озвучить еще одно наше требование, на что брат вздохнул и чуть подумав, ответил:

- Хорошо, возьмете с собой в столовую, я распоряжусь, чтобы их развесили возле кухонных печей.

И пока мы не потребовали что-нибудь еще, закрыл дверь.

- Вот урод, - обозвала его старшая сестра, едва прислужник вышел. - Совсем спятили со своей высокопоставленной особой. Ходи на цыпочках, говори шепотом! Можно подумать, если я пройдусь в другом крыле здания, эта самая шишка забьется в истерике.

- Нет, конечно, - ответила я, принявшись раздеваться. - Похоже, им так хвостов накрутили, что они теперь чихнуть боятся, и сейчас выслуживаются, измываясь над нами.

Мы принялись в скором темпе избавляться от промокшей насквозь одежды. Я оказалась права: сырым оказалось даже исподнее. Хорошо, что сумки у нас из вощеной кожи, сменное белье осталось сухим.

Прислужник вернулся в точности как обещал. Он деликатно постучался в дверь и дождался, пока мы открыли. В руках у него были четыре темно-синих просторных рясы и по паре простых сандалий на деревянной подошве каждой. Ну надо же, какая забота! Но с другой стороны просто здорово, что мы можем сейчас не надевать свои вещи, а то те уже с грязи лопаются. Беспрестанные дожди и три недели пути сделали свое черное дело, ведь последний раз мы стирались аж в Горличах. Ну что ж, надо бы и сейчас постирушки устроить, а то,