Судьба в наследство. 1. Письмо, с которого все началось - Елена Александровна Ковалевская

Тут мне припомнилось загадочное нападение в начале пути. Я его поначалу со злополучным письмом увязывала, а потом, когда узнала, что Агнесс - дочь опального герцога, стала склоняться к другому варианту. А теперь выходит, что может быть и третий - я им нужна была. Хотя интересовались мной не церковники, а вот нападавшими были боевые священнослужители... А может и вельможные солдаты! Неужели дворянчик? Нет, нет... Наблюдали за нами еще с госпиталя, значит напали все же церковники... Или наблюдали за Агнесс, а нападавшие были с ними не связаны... Ох! От всех предположений уже голова пошла кругом!

- Вот что Брен, - начала я, отпивая уже порядком остывшую варенуху. - Если к тебе еще раз сунутся - ты меня не видел, и не знаешь где я ни сном, ни духом. Понял? - торговец кивнул. - Говори сразу, не запирайся, нечего битым ходить и имущество в драках терять. Я сама с этими молодцами по зиме разберусь. Только вернусь из поездки, и буду выяснять, кто ж там такой прыткий! А по весне я к тебе не приеду от греха подальше. Мало ли, вдруг до конца разобраться не успею. Ты сейчас мне сможешь деньги за два срока разом отдать? Если нет, то сейчас давай хотя бы за летний, а осенний и зимний на мое имя в банк отдай.

- За лето и осень я расплатиться смогу хоть сейчас, но только вексельной бумагой, - сразу же ответил торговец. - А за зиму ты уж прости матушка, за зиму я пока не могу, мне ить наторговать сначала надо. Деньги они же оборот любят.

- Зиму я и не прошу, - поспешила я уверить его. Как только разговор зашел о дополнительных тратах, Брен начал походить на самого себя - то есть стал прижимист, основателен и практичен. Впрочем, другому человеку я бы никогда денег не ссудила, и в паях бы с ним не состояла.

Торговец после моих слов, поднялся со стула, расстегнул таперт, полез глубоко за пазуху, вытащил завернутый в кожу пакет, и аккуратно развязал перетягивающую его бечевку. В свертке оказалась небольшая стопочка пергаментных листов с печатями выполненными зелеными чернилами. Взяв верхний лист, отложил его в сторону, а потом так же аккуратно завернул сверток, перетянул и вновь спрятал за пазуху.

- Эй, человек! - прокричал он зычно. Через пару секунд в дверь сунулся подавальщик. - Чернила и перо для писания, - потребовал Бренгар.

Когда нам было принесено требуемое, торговец осторожно обмакнул перо в чернильницу, стряхнул с кончика лишнее, и начал писать на отложенном листке. Выводил он долго, я бы богословский трактат переписать успела, а когда закончил, то стал дуть на него, чтоб чернила быстрее высохли.

- Вот матушка, - Крост протянул мне вексель. - За лето шесть золотых и сорок два серебряника, поскольку расторговались мы знатно. А вот за осень не взыщи, тут как обычно - пять золотых и не грошиком больше. Ежели хочешь, то прямо и сейчас все расходы подобьем, чтоб все учтено было, чтоб без обману...

Но я прервала его, поскольку Брена унесло на любимую стезю:

- Все потом. Как только решу проблемы, я к тебе загляну и мы спокойно, не впопыхах, разберемся что к чему, - и специально для него добавила: - Деньги они же спешки не терпят.

- Твоя правда, матушка, - кивнул торговец. - Истину молвишь.

Я пружинисто поднялась из-за стола, свернула вексель трубочкой, спрятала его в рукав и бросив на прощанье: 'Бывай! Среди лета точно буду!', - поспешила к выходу.

У банкира обернулась быстро: обналичила вексель, а вот вклад полностью забирать не стала, сняв лишь две дюжины монет золотом. Хотя сумма выходила меньше, чем я планировала взять на расходы на следующий год, но лучше уж поприжаться, ограничивая себя в тратах, чем собранное с трудом по ветру в единый мах пускать.

Несмотря на то, что торопилась, как могла, девочки уже ждали меня с нетерпением.

- Фиря! Ну где тебя носит?! - подскочила ко мне Юозапа, едва я вошла в трактир. - Мы тут уже битый час тебя ждем! На нас все косятся!

- Тогда чего сидим?! - вскинулась я с порога. Тревожные вести Бренгара никак не давали покоя. - Поднимаемся, расплачиваемся и ходу!

Сестры переглянулись между собой, накинули на плечи плащи и, подхватив сумки, направились к двери. Я открыла было рот, но Герта, бросила мне: 'Да расплатились уже!', - и вышла на улицу.

Наши лошади стояли под крытой коновязью. Вновь прицепив сумки, мы взобрались в седла и выехали под дождь, который так и не думал утихать.

Путь до госпиталя прошел в молчании, я не стала рассказывать сестрам о встрече с торговцем, поскольку это напрямую их не касалось. Хотя... Нет, нет! Все сплошные предположения! Пока точно известно, что трясли моих торговцев из-за меня и значит, нет смысла впутывать девочек в свои дрязги. Да и самой мозги ломать пока нечего, вот разберемся с приказаниями матери, и тогда... Проблемы с письмом решатся уже через несколько дней, нам ведь немного осталось - меньше недели в седлах. Потом дела Агнесс и уж только после - мои.

Мы подъезжали к поднятой решетке предмостных укреплений уже под ливнем, даже две тройки братьев стоящих на страже предмостных укреплений попрятались под деревянные навесы. Они окинули нас внимательными взглядами, но не вышли под дождь, чтобы проверить въездную бирку, а дождались, пока мы попадем внутрь, и только после потребовали предъявить ее. Пока разглядывали бирку, с нас успела натечь целая лужа воды. Отчего старший брат, возглавлявший охрану, недовольно поморщился, и, протянув мне металлическую пластинку, требовательно произнес:

- Давайте, проезжайте, чего застряли?! Только сырость разводите. Ее тут без вас хватает...

Я ничего не ответила на столь нарочитую грубость с его стороны, только пришпорила Пятого, и вновь выехала под ливень во внешний двор госпиталя. Девочки потянулись за мной следом. Там перед конюшней под большим навесом, плавно переходившим в крытую галерею, стояла чья-то повозка, уже запряженная четырьмя тяжеловозами цугом.

- Глянь, - обратила на нее мое внимание Гертруда, когда мы наконец-то спрятались от проливного дождя, заехав под крышу галереи.

- Поди, шишка какая-нибудь из священнослужителей, - отмахнулась я, спешиваясь и пытаясь расстегнуть намокшие