Подводная конкиста - Вита Марли

Квартирмейстер так и крякнул. Не уж то он, по мнению этого Аапо, с ночным горшком не управится?!

Юноша поманил испанца вглубь дома, отодвинул шторку, разделявшую комнату с соседней каморкой, показал на полукруглую чашу из белого мрамора и объяснил:

— Это сосуд для справления нужды. Когда ты облегчишься в него, подкрути вон ту трубку, и струя воды смоет все через дырку в днище.

— И, куда вода всё это вынесет? — воскликнул ошеломлённый срамным русалочьем изобретением квартирмейстер, — В сад? Или… в пруд?

Эстебан припомнил, что видал по дороге к флигелю небольшой прудик. Маленькая купальня так и манила в прохладу своих вод, но теперь после собственного предположения моряк брезгливо поморщился.

— Нет-нет, что ты! — хохотнул слуга, позабавившись наивностью чужеземного гостя, — Все испражнения вода уносит по специальной трубе прочь из дома в выгребную яму. Одна труба служит для подвода воды в дом, другая — для смыва из поместья. Все дома в квартале вельмож так или иначе связаны системой подачи воды и канализацией.

Чудеса! Слыхал я о строительстве частных водопроводных сетей у англичан. Звучало, как выдумка. Жаль, не дошёл до Севильи этот благостный прогресс.

— А вода, — указал квартирмейтер на кран, — Откуда она берётся?

— Её проводят из источника близ самого большого сенота Ах-Чаан, — Аапо аж раздулся от гордости, — Если тебя мучает жажда, Человек, то знай, эту воду можно пить без опаски. Здесь, — юноша указал на известняковый цилиндр посреди трубы, — Бытовой фильтр. Его крошечные известняковые поры довольно малы, чтобы пропускать воду, но достаточны для того, чтобы задерживать грязь, песок и мелкие камешки.

Эстебан аж присвистнул.

Эти тланчане не знают, откуда брать железо, но по части водной инженерии они явные мастера. И да, надо бы запомнить название сенота. Как он там говорил? Ах-Чаан.

— Я дам тебе время, Человеческий Господин, чтобы ты сделал все положенные тебе дела. И жду тебя во-о-он там, — слуга подошёл к окну и указал на низкое полукруглое строение, — У бани. Не беспокойся, сменные вещи и ткань, чтобы убрать с тела лишнюю влагу, тебе предоставят.

С этими словами учтивый юноша ещё раз вежливо улыбнулся, а затем, низко поклонившись, вышел.

Оставшись наедине с собой, квартирмейстер устало опустился на топчан и закрыл лицо ладонями.

В то, что он, Эстебан Альтамирано, оказался обласкан вдруг местным вождём и все удобства получал задарма, верилось слабо. С другой стороны, чем жалкий безоружный человечишка мог воспрепятствовать правителю и его вассалам? Хотели бы убить — убили, хотели бы пленить — пленили.

Хотели бы вернуть на поверхность — вернули.

Горькая мысль остро полоснула.

Квартирмейстер вспоминал записи юкатанского епископа Диего де Ланда, где тот подробно описывал туземный божественный пантеон и чудовищные ритуалы с человеческими жертвоприношениями.

Может для того меня лечат, кормят, да в баньке парят? Чтобы чистого и красивого потом того… В подарок местным Богам?

Эта мысль показалась здравой. Мучительной, но правдоподобной.

Это, что ж выходит, Иш-Чель слукавила? Сказала, мне не причинят вреда, а сама…

Эстебан досадливо мотнул головой.

Русалочка невольно внушала ему доверие. Он сам не понимал почему, но верил ей. Не походила она на коварную пособницу дьявола.

Это всё потому, что красивая! Да, да, увидел я красивую девку и поплыл, идиот. О русалках же какие байки ходят? Моряков очаровывают, корабли на острые рифы заманивают. С проста ли такие сказки? Вот я и повёлся. Сам за ней в море сиганул, а теперь тут. Не то пленник, не то жертва.

Квартирмейстер подошёл к окну, глянул на полукруглое глиняное сооружение, что служило у местных баней и, постучав ногтями по подоконнику, решил:

А знаете что, сеньоры-тланчане? Хрен я к вам чистеньким пойду. Хотите режьте, топите или вешайте, буду смердеть, как последний пропойка и пусть ваши Боги, или кто у вас там главный, мною подавятся.

Глава 12

— Ай-йа, я всё жду тебя, а ты, оказывается, здесь, Человеческий Господин! — всплеснул руками Аапо. — Неистовая жара Кулуакана сморила тебя, но пойдём со мной! Куда лучший отдых ты получишь, будучи в чистоте, да после славного ритуала парения.

Эстебан полулежал на топчане, подложив под голову стопку одеял. Руки он воинственно скрестил на груди и, прищурив глаз, слугу милостиво выслушал. Совет, однако, нахально проигнорировал. Лишь, поёрзав, примостился ещё удобнее, всем своим видом демонстрируя нежелание куда-либо идти.

Бедолага Аапо так и вертелся угрём вокруг заупрямившегося гостя. Обходительно деликатничал. Почтительно лебезил и угодничал. Уговаривал, как дитя малое — всё без толку.

Испанец был твёрд и непоколебим. Нахохлился, как воробей, и фыркал из-под окладистых усов.

— Смилуйся, гордый Человек, — заволновался юноша, — скоро хранитель писаний, достопочтенный господин Чак, закончит свои дела и велит мне привести тебя. Он накажет бедного Аапо. Да-да! — для пущего убеждения парень активно закивал. — Узнает, что твой покорный слуга не исполнил своих обязанностей и велит Аапо наказать!

— Скажу, что ты всё сделал превосходно и заслуживаешь высшей похвалы. — в нарочито флегматичной манере ответил Эстебан. — А зачем этот твой господин Чак вдруг пожелал видеть меня?

— Как зачем? — Аапо комично раскрыл рот. — Так разве не должен хозяин почтить своего гостя? Разве не положено знать, кто пригласил тебя в свой дом?

Квартирмейстер еле слышно усмехнулся.

— И почему же хозяин дома сразу не явился? — из уст испанца прозвучало так, будто бы он благородный дворянин и требует к себе особого отношения. — Не показал свою, так сказать, резиденцию?

— Наш тональпокуи — занятой тланчанин. — терпеливо объяснял Аапо, — каждый день он учит детей благородных господ истории нашего славного и очень древнего народа. Знал ли ты, Человеческий Господин, что Кулуакану уже больше тысячи лет?

Нашёл чем удивить! Севилью построили в Древнем Риме как некогда крупный портовый город Гиспалис. При большом желании можно поискать руины времён давно ушедшей империи.

— Занятия с детьми и отроками хранитель писаний не пропускает никогда, — продолжал слуга, — считает свою науку самой важной! Великий тональпокуи ни при каких обстоятельствах не прерывает своих лекций.

Известное дело! Каждый учитель причисляет свой предмет к дисциплине архизначимой.

— Здесь, в своём доме господин Чак хранит рукописи великих тланчан: свитки, кодексы, слоистые фолианты. Некоторые писания так ветхи, что рассыпаются прямо в руках. А наш тональпокуи научился бережному обращению с этой древней реликвией и всю свою жизнь посвятил изучению старых архивов.

— А учит он только отпрысков благородных вельмож? — испанец приподнял одну бровь, не заметив, как резко сбросил маску безразличия, — Простой народ не