Все еще впереди - Мариана Запата

смотрел на меня. – Я просто не хочу, чтобы из-за меня ваши отношения стали еще хуже. – Я умолкла, ощутив укол страха, и добавила: – Слушай, я сейчас выскажусь и заткнусь, но если ты исчезнешь вот так… Даллас и без того чувствует себя виноватым за то, что случилось, когда вы были детьми…

– Я не исчезаю, – проворчал Джексон. – Просто больше не могу жить в одном доме с бабушкой Перл. За пять минут она мне такого наговорила… – Он вздохнул. – Забей. Просто Даллас попросил меня съехать еще несколько недель назад, вот я и забираю свои вещи.

Несколько недель назад? Это после того разговора в мастерской?

Даллас выгнал своего брата?

Не думаю, чтобы Джош или Луи когда-нибудь вели себя как последние засранцы. Этот же держался словно капризный ребенок. Но в глубине души я знала, что уговаривать Джексона бесполезно. Я уже при первой нашей встрече заметила в нем упрямство и вижу его сейчас.

Закатив глаза, я отступила и вздохнула. Чуть не пожелала ему удачи, но вспомнила, как этот человек назвал меня сукой и наговорил грубостей про моего брата после всего, что я сделала для него. Засранец неблагодарный.

К счастью, я не ждала от него извинений, потому что он их точно не произнес бы. Я побежала обратно через улицу и успела к тому времени, как Джош вышел на крыльцо. Я указала ему на дверь, чтобы он ее закрыл. Когда мы отъехали от дома, мы опаздывали уже больше, чем на пять минут.

А Джексон еще не уехал.

Я задавалась вопросом, что будет дальше с ним и Далласом, и надеялась, что они как-нибудь помирятся. Хотя кто знает? Порой люди, склонные к саморазрушению, просто не могут перестать это делать. Моя abuela всегда говорила, что нельзя помочь людям, которые не хотят помочь себе сами.

* * *

После второго клиента я вспомнила, что Даллас должен прийти сегодня вечером.

Казалось бы, ничего особенного, однако чем больше я думала о нас – о его поцелуях и записках, которые он мне не передал, о его «как пожелаешь» – тем больше хотела этого… хотела Далласа. Я жаждала отношений с ним, если он, конечно, готов их начать, но я была уверена, что он чувствует то же самое.

Я знала, что буду делать, и не собиралась идти на попятную.

Моя последняя клиентка опоздала на двадцать минут – а она была из тех, кто постоянно ходит ко мне окрашивать отросшие корни – и я заторопилась. Немножко.

Выпрямляя ей волосы, я поймала в зеркале взгляд Далласа и его медленную улыбку, пока он ходил по залу с телефоном в руке в ожидании своей очереди.

– Что здесь делает этот неонацист из «Американской истории Икс»? – спросила клиентка. Мы порой перебрасывались с ней шутками, но сейчас я замерла.

– Что вы сказали? – беззаботно переспросила я, решив, что мне послышалось.

– Скинхед. С каких пор вы их стрижете? – Она рассмеялась.

Я кашлянула и зажала прядь ее волос щипцами.

– Мы стрижем всех, – медленно ответила я, ощущая, как вспотела моя шея.

Она лишь фыркнула, но я начала закипать. Кто дал ей право судить Далласа? И с чего она взяла, что он скинхед? «Американская история Икс», значит?

Я прожигала взглядом ее спину, когда она впереди меня шла к стойке администратора, и скрипя зубами провела оплату. За пять минут, пока я с ней разбиралась, у меня заболела голова. Я чуть не сорвалась, когда она весело прощебетала:

– На какое время вы можете записать меня через четыре недели?

Даллас уже убрал телефон и теперь сидел на стуле и смотрел на меня. Я судорожно вздохнула, встретившись взглядом с его ореховыми глазами. Он столько для меня сделал… Затем я посмотрела на клиентку.

– Триш, я вряд ли смогу принять вас через месяц. Но Шон очень хорошо делает окрашивание. Он вполне способен выполнить ваши пожелания. Если хотите, я запишу вас к нему, но решать вам.

Ее улыбка увяла.

– Не понимаю. Почему вы не сможете принять меня?

– Просто не могу. Спасибо, что долго были моей клиенткой, но теперь мне будет неудобно вас обслуживать.

Она побледнела:

– Я что-то сделала не так?

– Этот «скинхед» на самом деле мой лучший друг. Думаю, однажды мы даже поженимся.

Я это сказала. И мне понравилось.

Моя клиентка покраснела от макушки до пят.

– Вы можете записаться по телефону, если хотите и дальше пользоваться услугами нашей парикмахерской. И лучше запишитесь к Шону.

Она прочистила горло, кивнула и опустила голову. Затем повернулась на каблуках и, не поднимая глаз, вышла из салона.

Мне было неловко, щеки горели, но я знала, что либо так, либо постоянно терзаться чувством вины, которая меня постепенно разрушит. Только после того, как сильно пожалеешь о чем-то, начинаешь осознавать, насколько важно не откладывать ничего на потом и не бояться решать свои проблемы. Пусть моя клиентка считает меня мерзавкой, я это снесу. Как и то, что мне больше не придется ее окрашивать или стричь.

А вот чего я не снесу – если не вступлюсь за человека, который представляет собой нечто большее, чем его взгляды на жизнь, цвет кожи и стрижка. За человека, который стоит гораздо больше, чем двести долларов в месяц.

– Готов? – спросила я, выйдя из-за стойки администратора. Голова болела из-за недавней размолвки с клиенткой.

Даллас прищурился и встал, заставив меня вспомнить, как его член прижимался к моему животу вчера вечером. Черт.

– Да. – Он внимательно посмотрел на меня и дернул подбородком: – Что случилось?

– Глупые люди, вот что, – честно ответила я, еще не настолько отойдя от разговора с клиенткой, чтобы задуматься о других вещах. Например, о поцелуях.

Он настороженно улыбнулся:

– Глупые люди кого угодно доведут до ручки.

Я кивнула и вздохнула, желая поскорее успокоиться и забыть о Триш.

– Слушай, судя по виду, тебе еще рано стричься, но я могу немного подровнять твои волосы, чтобы ты не думал, будто зря потратил деньги.

Он улыбнулся, медленно и так беззаботно, будто у него нет никаких проблем, и то, что происходит между нами, ничуть не мешает ему спать. Господи, какой же он красивый.

– Сделай с моей шеей то же самое, что и в прошлый раз, и я заплачу тебе вдвое больше.

Я хихикнула и указала на кресло.

– Прекрати.

Даллас пошел впереди меня.

– Или с тем местечком за ухом. Плачу втрое больше.

Я рассмеялась так, будто между нами все было как прежде, когда мы еще не целовались.

– Садись в кресло. Но я не обещаю