Сильверсмит - Л. Дж. Кларен

— если Молохай почувствует твою силу, если найдет тебя… кто знает, что он сделает? Убьет снова… или использует. Так что он запер тебя, а потом решил использовать сам ради… высшего блага.

Вот он, второй злодей в истории моего разбитого прошлого — Симеон. Мой дядя. Не отец, а жадный брат моей настоящей матери, возжелавший власти и державший меня в плену веками.

— Я один из последних, кто стал бы защищать этого манипулятивного ублюдка, — продолжил Даймонд, — но, как ни странно, думаю, — по крайней мере, хочу думать — что Симеон всегда действовал из благих намерений. Смит тоже так говорил. Хотя, уверен, он бы без колебаний его убил, если бы смог.

Когда увижу Симеона снова, я и сама не знала, что сделаю.

— Если Симеон и Молохай равны по силе, — спросила я тихо, — почему Симеон до сих пор не убил Молохая?

— Потому что они не равны по силе, — ответил Даймонд. — Симеон пользуется заклинаниями — как тем, что он использовал, чтобы стереть тебе память, — и охранными чарами на всех крупных городах, вроде тех, что он поставил на Товик и Бриннею. Молохай же зашел гораздо дальше в том, что когда-то было их общей силой. Его тьма, эти тени — это уже не просто магия, а нечто куда более извращенное. Вот почему Симеону нужна ты.

Я покачала головой. Для всего этого еще будет время, сейчас я просто не могла переварить это и оттолкнула прочь.

— Гэвин говорил, я пришла в его кузницу просить оружие, и так мы познакомились.

Даймонд кивнул.

— Тебе было шестнадцать, ему — девятнадцать. Он влюбился, начал добиваться тебя, и вы провели четыре месяца, тайком встречаясь, пока Кристабель не скончалась от болезни. От проклятия, которое на нее наложил Молохай. Город горевал. К тому времени Симеон уже знал о вас со Смитом и запретил вам быть вместе, но вместо того, чтобы послушаться и остаться в замке, как он приказал, ты сбежала к Смиту. Вы поженились, и он привез тебя сюда.

Я огляделась вокруг, впитывая умиротворение прибрежного домика, видя его теперь совсем иначе. Он ведь рассказывал мне об этом месте — о своем любимом месте. И я понимала почему. Светлое дерево, мягкие оттенки синего и зеленого в каждой детали — все дышало покоем, а шум моря за стеной приносил вечное утешение.

— Этот домик не выглядит на четыреста лет.

Даймонд тихо усмехнулся.

— Упрямый ублюдок просто отстраивает его заново каждый раз, когда тот разваливается.

Так же, как он делал это со мной.

— После свадьбы людям Симеона понадобилось десять дней, чтобы вас найти, — продолжил Даймонд. — В тот день, когда они тебя забрали, Смит ушел на охоту, а когда вернулся, тебя уже не было. Ни следа борьбы. Только одна записка.

Я снова опустила взгляд на пергамент. Незнакомые слова, выведенные моей рукой.

— Он бросился вдогонку, но тогда он был всего лишь кузнецом, который любил драться. Они были быстрее, сильнее, и Симеон знал, как заметать следы. Но Смит не остановился. Одиннадцать лет он искал Симеона, а когда нашел, умолял вернуть тебя. Симеон сказал, что он сделал: погрузил тебя в глубокий сон, чтобы армия людей в Пещерах Уинтерсона могла вырасти, окрепнуть, набраться сил с поколениями и поддержать его в борьбе против Молохая. И чтобы у него было время изучить твою силу. Тогда он придумал свой план — пророчество о молодой спасительнице, королеве, могущественной, податливой и готовой к жертве — какой ты всегда и была. Твоя мать была провидицей, и тем, кто ее знал, поверить в пророчество было легко. Симеон рассказал это Смиту и велел ему забыть тебя.

«Я не отпущу. Никогда.»

Меня.

Я наклонилась и закрыла лицо дрожащими руками.

— Очевидно, Смит не послушал, — продолжил Даймонд. — Когда понял, что Симеон не уступит, он пошел к Молохаю. К своему отцу. Попросил способ стать вне времени, как Симеон, как Молохай, как ты, — чтобы однажды снова тебя увидеть. Он принес клятву на крови. Пообещал убивать ради Молохая в обмен на бессмертие. Застрял в возрасте тридцати одного. Молохай позволил ему поверить, что нужно будет убить лишь однажды, и что жертва будет виновна. Но Молохай обманул. Это было не раз, и не только виновные, — мрачно произнес Даймонд. — Он режет тех, на кого укажет Молохай, и уже более четырех столетий связан этой клятвой.

— А если бы Молохай велел ему убить меня? — спросила я, чувствуя, как в горле поднимается ком. — Что бы он тогда сделал?

— Молохай хотел убить тебя сам, — ответил Даймонд, кивая на мой торс. — Даже если бы это было не так, клятва требует, чтобы Молохай назвал имя жертвы, а для него, когда он впервые узнал о тебе, ты была Ариэлла Голд. Симеон оказался умен — придумал лазейку, чтобы защитить тебя. Ты была в безопасности со Смитом, пока Молохай не знал, кто ты на самом деле.

«Он не должен узнать,» — сказал тогда Гэвин.

Даймонд тяжело вздохнул.

— Даже тогда Смит подстраховался. Он поручил мне следить за вами. Я держался достаточно далеко, чтобы не мешать, но достаточно близко, чтобы помочь, если понадобится… — он поморщился. — Он бы убил себя, прежде чем причинил тебе вред, Ари.

«Если я причиню тебе боль, я убью себя первым..»

Те самые слова о том, как Эзра грозился убить его. Он говорил… вполне буквально.

Я моргнула, стряхивая слезу. Пусть он этого и не заслуживал.

Слушать всю эту историю теперь, со свежей головой, из уст кого-то… кто не Гэвин, делало ее реальной. Я пыталась не верить, отказывалась принимать, но если это правда — многое становилось понятным. Хотя бы то, почему Джемма осмелилась оставить меня наедине с ним. Если я и правда была его женой, а все, что говорил Симеон, оказалось ложью…

Приходи, когда будешь готова, сказала она тогда. Делай то, что должна… чтобы найти себя.

Она ведь тоже имела в виду это буквально.

Я снова уткнулась лицом в ладони и потерла глаза, пытаясь унять гул в голове.

— Джемма расскажет Элиасу и остальным правду? — прошептала я.

— Смит просил ее не говорить, — ответил Даймонд, тяжело вздыхая, — хотя, думаю, Финну она все же расскажет. Симеон слишком долго управлял твоей жизнью. То, как ты откроешься им, должно быть твоим выбором. Она согласилась с этим.

Волна благодарности накрыла меня к ним обоим. К двум людям, которые знали меня лучше всех в мире.

— Это правда? — прошептала я, указывая на стол, на письмо. — Я хочу, чтобы ты поклялся, Даймонд, что