Укушенная - Джордан Стефани Грей

Я снова вонзаю нож в волка, на этот раз глубже. Выворачиваю лезвие так, что становится больно. Калечу.

— Это была не королева, — говорит Каликс. — Это был я.

Едва различимая груда кожи, костей и волос безвольно лежит на земле в море крови, в изуродованном теле моей лучшей подруги.

Я всегда думала, что моя жизнь закончится в буйстве шума — грохоте крушения или гортанном ужасе насилия, — но это… Ничто. Это слабый шёпот, похожий на всхлипывание. Это ощущение, что мои колени касаются земли. Это моё сердце разрывается в груди, я даже не замечаю этого.

— Нет, ты этого не делал, — говорю я в пол, хотя его честность пронзает меня насквозь, и слёзы стекают по моим щекам и падают подо мной на камень.

Он убил Селесту.

— Эви сказала… — Мой голос срывается от боли. — Эви сказала, что это был не кто-то из вас. Она сказала, что вы так переживали из-за драки, что… что все сбежали. Ты… ты прикрываешь королеву. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста

Каликс опускается на колени, но больше не прикасается ко мне.

— Королева Сибилла послала нас туда, чтобы мы всё осмотрели, и я… я сделал то, что должен был сделать. Я сбежал во время драки. Эви не знала. Королева хотела замять это дело, не переполошив всех при дворе. Мы обставили её смерть как несчастный случай, а твоё изменение… Это было хорошим отвлекающим манёвром.

Несчастный случай. Её смерть.

Её смерть.

Я вскидываю голову, и низкий рык раздаётся между нами. Мои кости начинают скручиваться и трещать, но я сдерживаю ярость. Подавляю её взрывной накал. Вместо этого я сосредотачиваюсь на предательстве. Его предательстве.

— Она была человеком, — медленно произношу я. — Она была моей лучшей подругой. — Я смотрю на него, и насыщенный фиолетовый цвет моих глаз отражается в ониксовых решётках. — Назови её по имени, чёртов трус.

И он это делает. Это звучит как проклятие.

— Селеста, — говорит он, отказываясь отступать. — Прости, Ванесса. Это была моя работа.

Этого достаточно, чтобы я сделала выпад.

Я бросаюсь на него, опрокидываю на спину и вспарываю ему грудь когтями. До самой кости. Он не сопротивляется. Он не поднимает ни одной руки, а моя грудь вздымается, и я плачу ещё громче. Я оплакиваю его, как небо, разверзшееся во время урагана, и я не могу это остановить. Горе, гнев, предательство, печаль… Всё это закручивается в смертельный вихрь. Мир вращается вместе с ним. Быстрее, быстрее.

Он убил её.

Каликс убил Селесту.

— Как ты мог? — Я режу ему руку. Плечо. Я собираюсь убить его. Я должна убить его. — Как ты мог?

Между нами проливается кровь, но этого недостаточно. Этого никогда не будет достаточно, чтобы восполнить то, что я потеряла. Селеста. Её смех. Её улыбка. Мой дом. Он причинил ей боль. Он убил её.

— Чудовище, — кричу я. — Ты — грёбаный монстр.

— Я знаю, — выдыхает Каликс. — Знаю.

Как и в нашей схватке на поле, он лежит здесь, позволяя мне причинять ему боль. Позволяя мне выпотрошить его, как он поступил с ней. Я вонзаю коготь ему под рёбра, и он смотрит на меня с решимостью, ярко горящей в его алых глазах. Он не отвечает. Он ничего не говорит. Что ещё он может сказать?

Я собираюсь вырвать его сердце.

«Это была моя работа», сказал он.

Он лжец. Грязный, отвратительный предатель. Мои пальцы сжимают тепло его быстро бьющегося органа. Теперь он задыхается, шепча моё имя, будто это обещание. Но я в это не верю. Я не верю ни единому его слову.

Он украл у меня Селесту. Он украл всё…

— Ванесса! Что, чёрт возьми, ты делаешь? — Син сбивает меня с ног за секунду до того, как я успеваю вырвать сердце Каликсу.

Каликс переворачивается, задыхаясь, кровь льется из раны на его груди. Он едва может зажать раны, хотя и старается. Кровь покрывает его пальцы, его руки. Так много крови. Так много красного.

Син прижимает меня к камню, используя всю свою силу, чтобы надавить на меня.

— Отвали, — шиплю я, вырываясь из-под него. — Он убил её. Он убил её!

Слёзы льются ручьём. Стекают по моим щекам, на волосы. Вниз по платью. Чёртово дурацкое платье. Чёртов дурацкий замок. Я ненавижу это место. Каликса, королеву, всех их — они могут умереть. Они могут умереть, и это больше, чем они заслуживают.

— Ванесса, — шепчет Син, стараясь оставаться нежным, даже когда его прикосновения становятся жёстче. — Ванесса, ты должна остановиться. Остальные услышат. Они придут. — Я извиваюсь под ним, дикая и взбешённая, но он не смягчается. — Ванесса, пожалуйста, не заставляй меня принуждать тебя.

— Ты не посмеешь…

— Ты собираешься убить моего кузена.

Я свирепо смотрю на него и щёлкаю клыками у его носа. Он рычит, сжимая мои щеки и заставляя меня оставаться неподвижной, его взгляд вспыхивает, а голос становится глубже.

Нет.

Я протискиваю колено между нашими телами и собираюсь ударить его в пах, но…

— Перестань двигаться, — шепчет Син, и его слеза падает мне на губы.

Я замираю. Напряжение внутри меня ослабевает, нить за нитью, пока я не обмякаю. И мои мысли — они по зловещей спирали возвращаются к настоящему. Син. Золотой принц. Такой красивый, возвышающийся надо мной. Парень, которого я люблю.

Как он мог заставить меня?

Син содрогается, агония выплёскивается из него горьким, мятным запахом. Он поворачивается к кузену, и его власть надо мной ослабевает.

— Иди, — приказывает он Каликс. — Возвращайся в свою комнату. Спи. Приготовься к церемонии.

Каликс, спотыкаясь, поднимается на ноги. Его раны заживают, но на коже проступает кровь.

— Она…

— Уходи.

Я не знаю, то ли Каликс был принуждён, то ли просто решил подчиниться, но он выбегает из подземелья, не оглядываясь. И я… я не могу дышать.

Каликс.

Это был Каликс.

Я не могу перестать плакать. Я не могу перестать ломаться.

Син вытирает мои слёзы, его голос становится грубым, когда он говорит:

— Я должен отнести тебя в твою комнату, Ванесса. Пожалуйста, помолчи.

И я знаю, о чём он просит. Он просит меня оставаться в живых. Потому что, если я закричу, если я убью, они убьют и меня тоже. Неважно, кто это сделает, это будет их работа. Точно так же, как Каликс убил мою лучшую подругу.

Я смотрю на Сина, когда он поднимает меня на руки и несёт вверх по лестнице. Он сильный. Защитный. Верный. Но что-то… что-то всё равно не так. Он не шокирован. Он не удивлён.

«Я не убивал твою подругу»,