Укушенная - Джордан Стефани Грей

Он мчит нас по замку со сверхъестественной скоростью и швыряет в мою комнату. Прежде чем я успеваю закричать. Прежде чем я успеваю среагировать.

Прежде чем я успею сообразить, что Каликс был не один в этом предательстве.

Моё сердце бьётся в мучительном ритме. Син опускает меня на кровать. Он вытирает грязь, кровь и слёзы с моего тела. А я смотрю на него. Я могу только смотреть на него.

— Теперь ты можешь двигаться, — шепчет он, освобождая меня из тюрьмы, которую он соорудил из моих костей.

«Когда ты кусаешь человека, жизнь, которую ты ему даришь, должна откуда-то исходить. Из души».

Мои когти исчезают вместе с болью от очередного перелома, за ними следуют клыки, и я почти не могу даже говорить. Если я выскажу это, то не смогу взять свои слова обратно. Я не смогу забыть правду. Но Син смотрит на меня сверху вниз, и его пальцы так знакомо касаются моей кожи, и наши сердца… наши сердца бьются в унисон. Наши души бьются в унисон. Раньше я думала, что это совпадение, что мы просто созданы друг для друга, но это не так.

— Это был ты, — шепчу я. — Ты укусил меня.

Я отчаянно хочу, чтобы он сказал, что я не права, но он не может. Я буду знать, что он лжёт.

Второй волк выбегает из тени, хватает меня своими челюстями и…

… и кусает. Он перестаёт прикасаться ко мне и выпрямляется. Мои рёбра ломаются между его зубами, клыки разрывают плоть на моей талии.

Скажи мне, что я ошибаюсь, хочется кричать, умолять. Скажи мне, что не ты разрушал мою жизнь.

— Я не мог позволить тебе умереть, — говорит он вместо этого. — У меня были варианты: позволить Каликсу убить тебя или укусить и, возможно, спасти. После того, как это случилось, я попросил королеву о помиловании. — Он не уклоняется от правды, в отличие от меня. — Вот почему никто другой не мог знать. Королева не хотела, чтобы они узнали, что ко мне отнеслись по-особому. Что я был причиной того, что ты выжила.

Я сжимаюсь в комок, пытаясь взять себя в руки. Син укусил меня. Каликс убил Селесту. И я… я доверяла им. Я верила им. Особенно Сину. Я моргаю, глядя на него сквозь слёзы. Снова слёзы. Может быть, я утону в них.

— Ты знал, — выдыхаю я. — Не было ни секунды, когда бы ты не знал.

Он отступает. Один шаг. Другой. Пока спиной не упирается в стену. Его голова низко опущена, взгляд устремлён в землю.

— Ванесса, — бормочет он, и моё имя звучит как мольба. Сокрушённое признание. — Я не хотел, чтобы ты меня ненавидела.

— Ты… ты солгал мне, — говорю я. И этого не должно быть, но это самое худшее. Как он мог? С моими способностями, с моим даром это не должно было быть возможным. — Ты манипулировал мной.

Он сжимает руки в кулаки.

— Я утаил правду.

— С тех пор ты каждый божий день держал меня за дуру.

— Нет. — Он поднимает взгляд, услышав яд в моём голосе, и его взгляд темнеет. — Я люблю тебя. С тех пор я люблю тебя каждый день. Я сделал всё, что в моих силах, чтобы ты была в безопасности. Я спас тебя. И ты можешь ненавидеть меня за это, Ванесса. Ты можешь ненавидеть меня, проклинать моё имя и желать мне смерти, но ты будешь жива, чтобы делать всё это, так что я не жалею. Я бы сделал это снова. — Он срывает со своей шеи герб — семиконечную звезду, вплетённую в силуэт двух переплетённых змей, и подносит его к моей кровати. Он бросает его на подушку, запачканную моими слезами. — Я бы сделал всё, чтобы защитить тебя. Ты — вторая половинка моей души.

Я не знаю, как можно ненавидеть его и любить так сильно одновременно, но я так и делаю. Он наклоняется, приближая своё лицо к моему, и мне хочется притянуть его к себе для поцелуя. Я хочу обхватить его руками за горло и выдавить из него жизнь. Он лгал мне. Он спас меня.

— Ты только так думаешь, — выдыхаю я, — потому что укусил меня. Теперь твоя душа — часть моей.

Он грубо сжимает простыни, и его когти разрывают их.

— Сейчас ты лжёшь себе, дорогая.

Я игнорирую это, успокаивающее тепло в моей груди от его слов. Огонь, пожирающий остатки моего сердца. Син укусил меня. Он знал. Он скрыл это от меня.

— Я люблю тебя, Ванесса, — повторяет он, его губы теперь в нескольких дюймах от моих. Мне требуется вся моя стойкость, чтобы не выгнуться навстречу ему. — Всё, что я делаю, я делаю для тебя. — Он замолкает, и между нами проносится дыхание, на вкус похожее на мяту и мёд. Его взгляд смягчается, и обида клубится в радужках, как дым. — Мне жаль.

Правда.

Он проводит губами по моему виску, и я закрываю глаза. Я задерживаю дыхание.

— Увидимся на церемонии, — говорит он и уходит.

Вот так просто он исчезает, и я вздрагиваю. Его отсутствие ещё хуже. Без Сина всегда хуже. Но как я могу жить рядом с ним дальше?

Остаток ночи я провожу в слезах.

Когда я засыпаю, мне вообще ничего не снится.

Вселенная вращается вокруг солнца, и оборотни тоже. Церемония Вознесения начинается на рассвете.

Я уже проснулась, когда Уна ворвалась в мою комнату ещё до восхода солнца.

Я одеваюсь в темноте, встревоженная, с бурлящим желудком. Если Уна и чувствует моё беспокойство, если она заметила, что со мной что-то не так до того, как мы с Каликсом исчезли с бала, она не спрашивает. Она почти не говорит. Её руки дрожат от волнения, когда она зашнуровывает мой лиф цвета слоновой кости.

Сегодня, согласно традиции, я вся в белом.

Она вплетает фиолетовую розу в мои волосы, но в остальном оставляет мои локоны без причёски.

— Вот так, — говорит она, закончив. — Как ты себя чувствуешь?

— Будто я иду навстречу своей смерти, — честно отвечаю я, и моё сердце сжимается. По крайней мере, я всё ещё могу доверять Уне. По крайней мере, у меня есть она.

Она облизывает большой палец и стирает с моей щеки пятнышко крови Каликса.

— Чепуха. Сегодня ты присоединишься к будущему этого двора. Я видела принца. Ты ему очень нравишься.

Я думаю, он