Судьба в наследство. 1. Письмо, с которого все началось - Елена Александровна Ковалевская

- Угу, - дедок кивнул и, повернувшись, двинулся по двору, к одноэтажному каменному строению расположенному у основания стены. - А лошадок сколько, - продолжил расспрашивать у меня он.

- Шестеро.

- Ишь ты! Груженые ехали?

Я отрицательно помотала головой.

- Короткой дорогой.

- Значит две фуражные, - сделал вывод дед. Интересно, а откуда он знает, что нас четверо? - Пойду, распоряжусь, чтоб подъемный помост у потерны спустили. Жди меня здесь. (Потерна - 'дверь' в центре стены на недоступной высоте, через которую замки снабжались продовольствием, с подъемом по наклонной рампе при помощи лебедки, или при помощи опускного помоста. Потерна так же могла быть для пешеходов и даже конных во избежание случайного проникновения шпионов.)

Прислужник удалился, и только тогда я сообразила, что он просто-напросто знает, что боевые сестры в основном четверками ездят. В самый первый раз, когда я везла такое же злополучное письмо в одного - это был из ряда вон выходящий случай. Хотя, будь я тогда с кем-нибудь из сестер, шиш бы я выбралась от варфоломейцев.

Я стояла и разглядывала внешний двор ауберга. Да, крепость они себе выстроили - будь здоров! И деньжищ во все это вбухали, поди, не мало, если даже по фасаду дворовых пристроек резной узор из завитков и спиралей вьется. Но охрана у них что-то подкачала: снаружи так не подступиться, а как миновала стражей, бросили меня одну. А вдруг я бы оказалась каким-нибудь шпионом? Ой, ладно... Тоже удумала - шпионом... Куда такому шпиону дальше этого двора деться? Здесь я как в просторном, но надежном каменном мешке заперта, путь из которого один - через наружные ворота. А если к жилым флигелям, то на это еще и внутренние ворота имеются, а при них, скорее всего стража немалочисленная наставлена.

Я слонялась по двору чуть ли не полчаса. Мимо меня пробегали расторопные братья-прислужники, окидывали любопытными взглядами, но ни один из них так и не поинтересовался: что я здесь делаю и имею ли право тут находиться. Но, наконец, из двери ведущей, по-видимому, через внутреннюю оборонительную стену на хозяйственный двор ауберга, появились мои девочки, возглавляемые все тем же бодрым дедом-прислужником. Я поспешила к ним.

- Доложите, пожалуйста, его преосвященству епископу Бернару, что у меня для него срочное послание от настоятельницы монастыря Ордена Святой Великомученицы Софии Костелийской, - тут же попросила я у прислужника.

- Вот прямо так и доложить? - ехидно переспросил он. Я глубоко вдохнула, стараясь унять гнев. У нас в монастыре, подобного прислужник себе никогда не позволял. А тут, в самом центре Союза, где сосредоточие всей церковной жизни, какой-то старый пенек смеет надо мной издеваться?

- Прямо так и доложите, - жестко сказала я. - Послание очень срочное и важное.

- У всех приезжающих сюда послания и спешные и важные, - недовольным тоном принялся выговаривать мне дедок. - Ничего, обождете. Никуда не сбежит ваше послание. Лучше сначала в порядок себя приведите, а то лошадьми от вас разит немилосердно.

- Слышь, дед, - не выдержав, вмешалась Гертруда в ядовитый монолог прислужника. - Мы не для того сюда через четыре страны перлись, сбивая задницы об седла, чтобы твои паршивые замечания выслушивать! Раз тебе сказано, что срочное, значит, твое дело доложить, а не выкобениваться перед нами!

Старый прислужник окинул старшую сестру злым взглядом.

- Ишь громадина, вымахала, а ума не нажила. Будет вам Первый достойный доверия каждую девку, пожелавшую ему свою писульку принести, по первому требованию выслушивать! Доложат ему, доложат, не беспокойся. И если он пожелает, то тогда может и примет, а если нет, то сдадите письмо в канцелярию, его потом в положенный срок рассмотрят.

Ума не приложу, как после этих слов я не сорвалась, и не схватилась за оружие. С трудом задавив в себе гнев и ярость, я крепко сжала кулаки, аж костяшки пальцев побелели и, стараясь членораздельно выговаривать каждое слово, произнесла:

- Его преосвященство епископ Бернар сейчас в ауберге?

- Нету его, - мстительно выдал дед, с явным злорадством сообщая мне это известие.

- Тогда сообщи ему о послании тотчас, как только он появится, без промедления с твоей стороны.

- Иначе?

- Иначе вся вина за несвоевременно полученные сведения целиком ляжет на твои плечи, - пообещала я мрачно.

- Своевременные, своевременные, - забрюзжал он, явно сдаваясь, но напоследок все же проворчал: - Захочу я, и не будет вообще ни каких сведений...

- Ах ты сморчок старый! - вскинулась Гертруда, но я, ухватив ее за плечо, заставила остановиться.

- Рекомендую поступить, так, как я сказала! - ледяным тоном выдала я. - И не шути со мной. Ясно? - произнесла я, стараясь, чтобы последнее слово выделялось особо.

Старик зыркнул на меня зло, однако смолчал, и, пожевав губу, направился к двери, из-за которой привел сестер. Мы остались на месте. Не доходя до внутренней оборонительной стены несколько шагов, он обернулся и бросил:

- Ну что встали как вкопанные?! Пойдемте в келью.

Келья что нам выделили, была маленькой, но богато обставленной. Несмотря на двухярусные топчаны как в общих комнатах для послушниц, прочие атрибуты быта были добротными и даже очаровывали изящностью исполнения. Взять, к примеру, таз для умывания: довольно тонкий из белой глины, изнутри по краю он был расписан милейшими синими цветочками. А кувшин? Ведь глаз не оторвать! Бронзовый крест на стене и заботливо вышитый стих из псалма под ним... Ну, разве не прелесть? Интересно, кто его вышивал? Не братья же. Наверное, какая-нибудь мирянка из верующих со всей тщательностью и заботой не один вечер просидела над ним, а затем преподнесла в дар ордену. Красивые и уютные гостевые кельи в ауберге, ох красивые же. Даже наши монастырские, со всем старанием обустраиваемые нами, теперь показались мне не столь уютными как прежде.

Едва мы остались одни, как Гертруда, разозленная прислужником, начала мне выговаривать:

- Ну, и где этот образец благочестия и добродетели, что ты нам обещала? Где тот пример кротости и исполнительности, которым ты нам все уши прожужжала? Вот этот плешивый сморчок? - я молчала. - Сестры, ведите себя смиренно, достойно... Не ты ли нам этим всю плешь проела?

Тут я