Невидимый враг - Анна Снегова

— Ближайший караван торговый не скоро, так что постарайся последние колбы не уделать, — усмехается Арн и встаёт, всё-таки.

Прежде, чем уйти, треплет большой и тёплой ладонью по волосам, и мне хочется снова обняться, прижаться щекой, как в детстве, и чтоб он сказал мне, что всё будет хорошо.

Потому что мне почему-то так уже не кажется.

Арн уходит.

Без него моментально становится пусто, неуютно и как-то тревожно.

Выжидаю какое-то время, а потом не без трепета снова откидываю крышку подпола.

Медленно-медленно спускаюсь вниз. И словно ныряю в темноту, она поглощает моё тело, как воды глубокого озера. У меня коленки дрожат так, что с последних ступенек едва не сваливаюсь — прямиком в молчаливо ждущую меня, затаившуюся, опасную тьму.

Кажется, последний светильник внизу окончательно погас.

* * *

Полная, абсолютная темнота под моими ногами.

И не потому, что действие магической эссенции на цветах закончилось. Кажется, чужак погасил, изломал все мои светильники. Это чтоб удобнее нападать было под покровом тьмы, если к нему спустятся — поняла я. Обидно. Как будто маленькая сказка разрушилась. Которую я сама себе придумала.

Но всё стало слишком серьёзно вдруг. И здесь больше не место моим глупым чудесам.

Спускаюсь лицом вперёд по стоящей под углом лестнице, цепляюсь руками за перекладины где-то под спиной. Ноги тянутся вниз и осторожно нащупывают ступеньку за ступенькой, попадают не сразу. Просто хочется видеть, куда движется моё тело, хочется встретить неизвестность лицом к лицу — если из тьмы на меня кинется зверь.

Возможно, теперь уже настоящий.

— Эй! Можешь выходить. Это я. И… я одна. Брат ушёл.

— Знаю.

Медленно-медленно из тьмы выступают очертания высокой, широкоплечей фигуры. Облитые глубокими тенями, будто прорисованные чернилами. Пугаюсь, когда понимаю, что он уже где-то на полпути к обороту — плечи и руки покрывает короткая шерсть, на пальцах настоящие когти, острые клыки приподнимают губы. Дикий звериный взгляд, не мигая, гипнотизирует меня.

Не доходя двух ступеней до конца лестницы, замираю, не в силах больше пошевелиться. Распластавшись по ней, как будто это моя последняя защита.

Бросок — крошится в щепки дерево под острыми крючьями когтей, когда впивается в ступень над самой моей головой.

Вторая лапа ложится безжалостно на ту планку, о которую я опираюсь бедром. Проделывает любимый трюк «отрежь мышке все пути к отступлению».

Сглатываю комок в горле, давлю подступающую панику. Он же не может причинить мне вред? Он же помнит ещё, кто я такая? И что спасла его? И что мы только что с ним смеялись и шутили здесь, на этом самом месте?

Из горла зверя вырывается низкий рык. Серебряные глаза тяжело, давяще останавливаются на моём лице, я теряю всякую способность думать о побеге.

— Р-р-р-р-р… так что за судьбу ты выбр-р-р-рала, Ив?

Не сразу понимаю, что он вообще имеет в виду, что ему от меня нужно.

Голова начинает болеть от того, сколько давящей, мрачной злости чувствую в его голосе. Да что же такое происходит? Мне будто снится дурной сон, кошмар, и хочется проснуться. Чтобы опять все было хорошо, опять как раньше, где мне было спокойно и хорошо, а зверь был просто мирным, домашним котом.

Не это вот злое чудище, которое смотрит на меня сейчас так, будто не он совсем недавно угрожал облизать всю. Теперь выглядит, будто хочет укусить.

— Р-р-р-р-расскажи мне. О чём ты говор-р-р-рила?

Наконец, в моей голове шевелится смутная догадка — это он о том, что я заявила брату. Подслушивал же, как я и думала.

— Я… сказала, что сама выбрала свою судьбу, и ни о чём не жалею. Судьбу… быть ученицей верховного друида всего Таарна, — тихо и послушно повторяю я. Почему-то кажется, после этой фразы всё изменится окончательно.

— Гор-р-р-р-рдевид… — выдыхает чужак имя, которое я ему не говорила, и верхние клыки удлиняются ещё, а серебристая шерсть начинает наползать на лицо.

Не хочу!

Чтобы уходил от меня туда, в дикую, непокорную, чужую мне стихию.

Не хочу терять эту тонкую ниточку между нами. Но не понимаю, что могу сделать, чтоб удержать уходящее тепло — а оно истаивает стремительно, как утренний туман под лучами жестокого знойного солнца.

По тому, как он произнёс имя моего учителя, понимаю, что оно ему прекрасно знакомо.

И произнёс он его с ненавистью.

Хотя понятия не имею, как и за что можно ненавидеть этого святого человека, который за всю свою жизнь только и делал, что помогал, лечил, оберегал, давал мудрые советы и вообще, был самым лучшим наставником, какого только можно было пожелать. Мне становится за него обидно.

— Да, я ученица Гордевида, — твёрдо добавляю я, глядя чужаку прямо в глаза. — И когда-нибудь, надеюсь очень-очень не скоро, стану верховным друидом после него. Именно поэтому я живу здесь одна. Поэтому не иду к другим людям, как ты предлагал. Потому что верховному друиду древний обычай велит быть одному. Без семьи, без… любви и сердечных… привязанностей.

Говорю машинально, повторяю привычную формулу. Сейчас это не звучит так торжественно и красиво, как обычно. Сейчас это звучит жалко.

— Ученица др-р-р-руида… я должен был догадаться! Вот же слепой идиот… р-р-р-рядом с тобой ни о чём думать не мог, два и два не сложил.

Он двигается ближе. Склоняется ко мне, ещё ниже, обжигая горячечным жаром своего тела, вперив пылающий взгляд.

У меня сердце уходит в пятки. Сжимаю под спиной шершавое дерево перекладины. Как будто могу в этом найти хоть какое-то успокоение.

Только теперь подумала о том, о чём следовало намного, намного раньше.

Что, если с недобрыми намерениями пришёл в Таарн этот чужак?

— Если ты — ученица Гордевида, то значит, твой бр-р-р-рат…

— Вождь вождей Таарна, — обречённо соглашаюсь я, потупившись.

— Ар-р-р-р-рн…. — выдыхает зверь низкими горловым рычанием, от которого у меня сводит зубы и вдоль позвоночника простреливает маленькой молнией.

Я же не называла имени брата за весь наш разговор.

Он его знает.

У меня холодеет все внутри, когда вижу, как чужак вскидывает голову и смотрит наверх яростным кошачьим взглядом так, будто хочет прямо сейчас догнать.

И взгляд этот не сулит ничего хорошего. В нём смертельная угроза.

Не знаю, что происходит со мной в этот момент. Как будто сбываются все самые страшные кошмары. Не могу, не хочу этого допустить! Если прольётся кровь —